Казаки долго не живут - стр. 28
– Хочу, давно в мыслях держу. – Человек упал на колени. – Пан полковник, не губите.
– Врешь, не хочешь ты на Украину, избасурманился. Да и жилось тебе, видать, там неплохо. Вишь, чекмель на тебе какой дорогой, верно, заморский.
Полковник прошел мимо человека, а тот продолжал стоять на коленях с поднятыми вверх, словно для намаза, руками. Палий вышел в степь и бродил там до тех пор, пока вечерний сумрак не упал на землю. На сердце было тяжело.
Утром, прежде чем выступить, он приказал собрать всех освобожденных. Никто из них не знал, зачем их собрали вместе, что они должны делать. С разных сторон в толпе слышались тревожные голоса, плач. Когда Палий подошел, толпа притихла. Только изредка какая-нибудь женщина шепотом успокаивала ребенка.
– Так вот, – начал Палий, – не знаю, как вас и называть. Единоверцы? Так нет же. Общество, громада – тоже не так. Пусть будет просто: люди. Хочу я вам слово молвить. Знаю, многие из вас долго жили среди татар, породнились с ними, кровь свою смешали, веру сменили. Землей родной они считают уже не Украину или, скажем, Кавказ, а Татарию. И думают, если с нами не пойдут, так мы их всех порубаем. Не собираюсь я вас силой вести в свои земли, силою святые кресты на шеи надевать. Кто хочет, идите обратно, никто вам ничего плохого чинить не будет. Харчей на дорогу дадим.
Несколько последних фраз Палий повторил по-татарски.
Толпа по-прежнему молчала.
– Ну, чего же вы молчите? Я от имени всех казаков обещаю, что никто вас не тронет. Кто хочет вернуться, отходите в сторону, вот сюда, к балке. Только быстрее, не задерживайте нас.
Из первого ряда вышла татарка с ребенком на руках и отошла в сторону.
– Куда ты, подожди, – кинулся, было, за ней тонкоусый красивый грузин, видимо, ее муж, но сразу остановился, потянув к ней руки. – Ты же говорила, ко мне, на Кавказ.
Татарка даже не оглянулась.
– Ну, что ж, иди и ты, – сказал по-татарски Палий.
Грузин отрицательно покачал головой и вернулся в толпу.
Один за другим отходили в сторону освобожденные из плена, и вскоре их собралось человек восемьдесят. По приказу Палия им принесли несколько мешков сухарей и пшена, пригнали лошадей. К Палию подошел вчерашний знакомый, склонился в поклоне.
– Прощай, пан полковник. Прости.
– Езжай. Благодарить будешь аллаха. И другим скажи, чтоб ко мне не приходили благодарить. Уезжайте немедленно. Да только попробуйте татар на наш след навести! Кожу будем полосами сдирать и резаным конским волосом присыпать спины. Слышишь?!
Минут через двадцать меленький обоз уже спускался в овраг. Казаки молча смотрели вслед уходящим.
К Палию подошел Зеленский, сотник, его левая щека нервно подворачивалась. От сотника несло водкой.
– Батько, – глухо сказал Зеленский, положив руку на саблю, – дозволь взять сотню.
– Пусть идут своей дорогой.
– Кто изменил своей родной земле, не должен жить на свете. Под корень их вырубить. Всех. Дай сотню, батько.
– Не смей! Я слово от имени казаков дал.
– Зачем ты их отпустил?
– А зачем нам такие нужны? Думаешь, мне легко на это смотреть? Я б их сам своими руками. А с другой стороны, если подумать – опять-таки, они люди. Да и какие бы про нас разговоры пошли – не в честном бою, а безоружных в степи рубали. А ты? Эх, Андрей, Андрей! – Палий наклонился к Зеленскому, взял его за кунтуш. – В походе выпил? Первый раз это с тобой. Для храбрости, значит? Никогда ты меня не подводил, а сейчас. Ну, что ж, к столбу тебя привязать? Если б это не ты, я бы так и сделал, – Палий повысил голос. – Иди к своему коню и чтоб ни одна душа не знала, что ты пил. Расплачиваться будешь в Фастове. Чего же ты стоишь? Иди, пока я не приказал связать тебя.