Катуков против Гудериана - стр. 3

Катуков произнес короткую речь:

– Товарищи бойцы и командиры! Дорогие первогвардейцы! Сегодня мне выпала почетная миссия вручить вам боевые награды в особых условиях, в условиях мира. Вы честно сражались, как подобает солдатам, громили противника везде и всюду, шли вперед, не страшась смерти, теряли боевых друзей и товарищей. Наш путь пролег от Орла до Берлина. Такое не забывается!

В строю – оживление. Еще бы! Разве можно забыть огненное пекло многочисленных боев, откуда, казалось, невозможно выбраться живым?

Офицер отдела кадров начал поименно вызывать к столу бойцов и командиров. Попель брал коробочку с орденом или медалью, передавал ее Катукову. Вручая награду, Михаил Ефимович каждому пожимал руку, желал дальнейших успехов в службе.

Ответ был один:

– Служу Советскому Союзу!

Всматриваясь в лица первогвардейцев, командарм пытался отыскать тех, кто воевал с ним в октябрьские дни 1941 года. И не находил. Выйдя на середину строя, он спросил:

– Кто воевал под Орлом и Мценском в четвертой бригаде?

Строй не шевелился, ни один человек не сдвинулся с места: таких просто не оказалось.

Последовал новый вопрос:

– Кто воевал со мной на Волоколамском шоссе? Пять шагов вперед!

Строй раздвинулся, с десяток человек вышло вперед. Это были все, кто остался в живых после ожесточенных сражений под Москвой. Как ни прискорбно, но это так. Каждый бой выводил из строя все новых и новых людей. Одни погибли под Мценском, под Москвой и Курском, на Южном Буге, Висле, Одере, в Померании, под Кюстрином и под Берлином, другие по ранению выбыли из армии, демобилизовались, третьи после госпиталей попадали в другие части и войну заканчивали в танковых армиях Богданова, Рыбалко, Лелюшенко, Ротмистрова и других.

Катуков подходил к каждому бойцу, обнимая, с трудом произносил слова:

– Спасибо... Спасибо, что выжил... Душевно рад видеть тебя, герой...

В тот день командарм и член Военного совета успели побывать и в других соединениях армии, вручали награды. В Берлин возвращались поздним вечером, ехали в одной машине в нарушение установленных правил.

В дороге Михаил Ефимович был неразговорчив, больше молчал. Видимо, встреча с сослуживцами сказалась на его настроении. На вопросы Попеля отвечал односложно и даже неохотно. Николай Кириллович, наоборот, был в приподнятом настроении, всячески старался отвлечь командарма от мрачных мыслей, то и дело втягивая его в обсуждение проблем, которые предстояло решать в ближайшее время.

Мысли напирали одна на другую, кружились, словно в калейдоскопе. Михаил Ефимович перебирал в памяти прожитые годы. Получалось так, что они составляли половину, а быть может, и большую часть жизни. В сентябре ему исполнится сорок пять лет. Двадцать шесть – в армии. Почти шесть лет воевал. Полтора года в Гражданскую, все остальные теперь, в Великую Отечественную.

Человек, проживший значительную часть своей жизни, сделавший в ней что-то важное, существенное, в минуты душевного подъема обращается к детству и юности, к тем дням, когда начинал свой самостоятельный путь.

У Михаила Ефимовича Катукова, как и большинства его сверстников, этот путь был не простым. Революция 1917 года разрушила привычный в его глазах мир. Далее жизненные обстоятельства вовлекли в круговорот важнейших событий, захвативших Россию. Тут были и Гражданская, и восстановительный период, и несуразные индустриализация с коллективизацией, и классовые чистки 1937—1939 годов, которые для многих командиров Красной Армии закончились трагически. Война с Германией, пожалуй, особый период.