Катенька - стр. 7
– Вот представь, станем взрослыми, поженимся, – Яшка заливисто загавкал, Глеб Фёдорович рассмеялся, – вот видишь, дело говорю. Обещаю, так и будет.
Он взял её за руку. Катя другой рукой зажала расплывающиеся в глупой улыбке свои губы.
– Ну что, Катерина Павловна? Согласна? Только представь, будем вместе выезжать в Смоленск на балы, на встречи. Вот ты куда хотела бы?
– В театр.
– Вот! Даже мечты у нас общие. Я тоже хочу там побывать, посмотреть спектакль.
Он так говорил, что казалось, уже завтра они отправятся исполнять желаемое.
– Мне так нравятся ваши слова, вечно бы слушала, но пора идти, – Катя не хотела уходить, оставлять барина, но нужно было возвращаться на кухню.
Она поплелась работать, но, сама себя пугая, замерла, обернулась и крикнула оставшемуся под деревом барину:
– И слова ваши нравятся, и мечты общие. А больше всего вы! Вы, Гле!
И без оглядки побежала к дому.
Глава 3
Карета ехала медленно, покачиваясь. Катя сидела напротив нового хозяина. Она с трудом осознавала происходящее, всё ей казалось дурным сном. Крепко сжимая маленький узелок и глубоко вдыхая прохладный воздух, старалась сдержать слёзы. Её дом, её Гле становились всё дальше. Всё, что придавало смысл существованию, таяло вдали.
– Ольга Дмитриевна сказала, что ты образованна. Хорошо знаешь французский? – прервал тишину Константин Романович Лаврин. Она вздрогнула, едва уловив вопрос.
– Варвара Евгеньевна, нянюшка Глеба Фёдоровича, обучала нас французской грамоте, – дрожащим голосом тихо ответила Катя.
Её тревожил лишь один вопрос, который она не осмеливалась задать. Вернутся ли они когда-нибудь обратно в Смоленскую губернию? Только благодаря этой надежде билось сейчас её глупое сердце.
– А твои родители? – изучающе поглядывая на неё, расспрашивал барин.
– Сирота я. Нянюшка растила меня. Я всегда подле неё была, по дому служила. Её не стало, когда мне двенадцать исполнилось, – ей было тяжело говорить и делиться с новым барином.
– И что же ты, осталась совсем одна? – не унимая любопытства, продолжал Константин Романович.
– Нет, Глеб Фёдорович остался единственным другом, а через шесть лет и его забрал недуг – пневмония. Двадцать лет ему всего было, – Катя склонила голову, пряча слёзы. Не будет ей жизни на чужбине, оставалась душа её на булгаринском погосте.
– Ольга Дмитриевна невзлюбила тебя, потому что ты была близка с её сыном?
Катю напугал вопрос, узелок упал в ноги.
– Простите барин! – кинулась она поднимать его, карета подскочила на ухабе, Катя схватилась за мягкое сидение.
– Не бойся ты так, наказывать я тебя не стану.
Барин подал ей узелок. После поправил на себе тёплое одеяло, откинулся на спинку и спустил на нос высокий цилиндр.
– Знания языка тебе пригодятся в Париже. Можешь немного отдохнуть. Дорога нас ожидает долгая и трудная.
Больше спутники не произнесли ни слова. Катя выглянула в окошко, за мелькающими обнажёнными деревьями вдоль дороги виднелась бесконечная заснеженная степь. Зимние просторы вскоре убаюкали её.
Проснувшись, она увидела, что на улице уже стемнело.
– Мы остановимся здесь на ночь, а с наступлением утра продолжим путь, – то ли устало, то ли сонно промолвил Константин Романович.
Служа в светёлке, Катя много слышала от девок, как господа порой обращались со своими крепостными. Говорили, что некоторые мужчины любили забавляться с молодухами. Унижали, использовали. От этого приближающая ночь пугала её. Она не понимала, для чего понадобилось Константину Романовичу выкупать её у Ольги Дмитриевны и везти с собой в Париж.