Касьянов год - стр. 20

Никольской слободы. Проведенными мероприятиями установлено, что оценщик по образу жизни игрок. А крупная, разрешенная законом игра в Киеве ведется всего в нескольких местах. Среди них Купеческий клуб и рестораны «Эрмитаж» и «Босфор» на Трухановом острове. Во всех этих заведениях Афонасопуло хорошо знали – и пускали неохотно. Оказалось, он задержал платежи по долгам. И хотя потом отдал, ему рекомендовали больше не приходить. Но маньяк уже не мог, видимо, обходиться без зеленого сукна. И он стал посещать четвертое место, самое нехорошее – клуб-варьете «Венеция» в Никольской слободе.

Заодно Асланов объяснил командированному, что такое эта слобода. Она расположена на левом берегу Днепра, напротив Николаевского цепного моста. Начиналась как предмостное укрепление, а потом стала крупным пригородом с разнородным населением.

– В чем ее соль? – спросил Лыков.

Надзиратель ответил:

– Административно это уже не Киев, а Черниговская губерния. Надеюсь, ваше высокоблагородие понимает…

Надворный советник, разумеется, понял. Уголовные с того берега делают налеты на город, а потом возвращаются к себе в слободу. И киевская полиция теряет их из виду. А черниговская пока получит от соседей запрос, пока сообразит, что ответить… Глядишь, еще кого-нибудь зарежут.

– Весь левый берег напротив Киева относится к Остёрскому уезду упомянутой губернии, – продолжил Асланов. – Слобод несколько: Поварская, Предмостная, Воскресенская и самая криминальная – Никольская. Силы полиции в уезде, сами знаете, невелики. А населения двадцать тысяч. Сообщение с Киевом обычно пароходами и по мосту. Но сейчас мост перестилают. Он висел на цепях, а теперь будет находиться на новом прочном основании. Пешеходов и экипажи пускать запретили. Теперь лишь по воде. Вот наш герой и шастал туда-сюда чуть не каждый вечер.

– Как вы это выяснили? Нашли перевозчиков?

– Так точно, ваше высокоблагородие.

– Называйте меня Алексей Николаевич. А вы неужели по отчеству Федорович?

Татарин усмехнулся:

– Папашу моего звали Файзула. Но тут переделали по-своему. Я уж привык.

– Понял, Спиридон Федорович. Перевозчики опознали Афонасопуло?

– Да, я предъявил карточку. Билетеры судов в один голос сказали: был такой, часто ездил. Вечером в слободу, а ночью, на последнем пароходе – в Киев. Не любовь же он там крутил. Играл, понятное дело.

– Думаете, его там же в слободе и приткнули?

– Могли там, могли и в другом месте. Надо тело искать.

Надзиратель покосился на Желязовского. Пристав скривился:

– В этой точке мы со Спиридоном не сошлись. Я считаю – и полицмейстер вместе со мной – что рано хоронить Афонасопуло. Вдруг накопил карточных долгов да и ударился в бега? Нет тела, нет и дела.

– Знакомая песня, – мрачно прокомментировал Лыков. – Все время ее слышу. А вы, Спиридон Федорович, готовы спорить с начальством?

И тут татарин его удивил.

– Готов, – ответил он.

– Давайте аргументы.

– Доказательств, верно, нет. Пока труп не найдем, все догадки. Но ожидания у меня самые дурные. Думаю, здесь убийство. А тело надо искать в Днепре.

Коллежский асессор даже присвистнул.

– Почему именно в Днепре? – спросил он.

– Таков обычай у наших головорезов, – спокойно парировал надзиратель. – Концы в воду. Всегда оно эдак-то делалось.

– Опомнись, Спиридон! – повысил голос Желязовский. – Что приезжий человек об Киеве подумает? В прошлом году было девять убийств, и все наше отделение раскрыло. И правда, два тела в реке отыскали. Но еще семь – где попало, даже в Лавре жмурика нашли.