Каштак - стр. 2
Фотографию, использованную в качестве обложки, я сделал в Каштакском бору в 2019 году. Спрятанная в кустах побитая статуя пионера произвела на меня неизгладимое впечатление. Думаю, если наткнуться на нее поздним вечером или ночью, можно неожиданно произвести некоторое количество навоза (как проще написал бы Стивен Кинг, обделаться, хотя я полагаю, что старик использовал бы и более яркое выражение). Бог знает, кто и зачем поставил туда этого несчастного парня – вероятно, просто избавлялись от хлама, – но мне видится в нем что-то символическое. Мистическое даже.
Он – призрак ушедшей эпохи. Потрепанный временем артефакт. Пожелтевший лист отрывного календаря за тысяча девятьсот какой-то год. Ему не суждено больше украшать аллею пионерского лагеря, слышать ребячий смех и наслаждаться песнями детского хора Гостелерадио, несущимися из громкоговорителей. Так и будет он стоять там, в зеленых зарослях, до скончания веков.
Он – всё.
Хотя это не точно…
Одинокий пионер. Каштак, 2019 г. Фото автора.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Родео
1. Мопс
«Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы пионеры, дети рабочих. Близится эра светлых годов. Клич пионеров: «Всегда будь готов!»
Паша ухмыльнулся. Забавно устроена память человеческая. Можно не помнить, какого цвета колготки ты носил в детстве и носил ли их вообще (даже не сомневайся – носил) и как выглядела девочка, разделившая с тобой первый поцелуй (будь уверен, она была страшная, как «Паранормальное явление»), но любого из нас ночью разбуди и попроси напеть гимн юных строителей коммунизма – от зубов отскочит! Умели ведь мозги запудрить.
Кстати, почему ночи – синие? Они вообще-то черные с мелкими блестящими бусинками наверху. Если они синие, то это либо время перед рассветом, либо кто-то с вечера бухает. Да и с «эрой светлых годов» что-то намудрили. Она всё близится и никак не приблизится. Хоть бы на пушечный выстрел подошла, сволочь, хоть бы одним глазком на нее глянуть! Но нет, у нас, как «варенье на завтра» у Алисы, всё и всегда только «будет» – не сейчас, как-нибудь потом, лет через тридцать-сорок, когда тех, кто обещал эту чертову «эру», прокатят по Охотному ряду на лафете и закопают под Кремлевской стеной…
Ладно, хватит причитать. Надо решать, что делать с собакой.
– Кузя! – крикнул Паша, ожидая услышать цокот собачьих когтей по ламинату. – Кузя, засранец, где ты там есть?
В ответ из глубины квартиры донеслось сердитое «вуф!», и более ни звука.
– Вот паршивец…
Вообще-то Паша всю жизнь был кошатником, а собак сторонился. С кошками просто: задал ей корма, вытряхнул дерьмо из лотка, почесал за ушком – и всё, ты свободен, как Валерий Кипелов после ухода из «Арии». А собака что? Друг человека, понимаешь, причем настолько преданный, что палкой не прогонишь. Да еще эти бесконечные прогулки с пяти утра до полуночи, мытьё лап, ошейники от блох, прививки всяческие…
Купить собаку его уговорила подруга, теперь уже бывшая. Паша не стал сопротивляться – любил ее как-никак, потакал капризам, исполнял желания, приносил кофе в постель. Лена этим успешно пользовалась. Одной из ее прихотей и стал чертов мопс, которого она приметила на птичьем рынке. Пёсик лежал в коробке вместе со своими братьями и сестрами, так смешно сучил лапками и выпучивал глаза, что девушка не удержалась: «Ой, Пашутик, давай возьмем! Смотри, какая прелесть!»