Карнавал обреченных - стр. 20

И вдруг, не дав девушке опомниться, он сорвал с неё муслиновый шарф и впился губами в полуобнаженную грудь.

– Оставьте меня! – в ужасе вскрикнула она, но его сухощавая холодная ладонь зажала ей рот.

Недобрый взгляд желтых глаз гипнотически устремился на нее. Еще несколько тщетных попыток вырваться, и она почувствовала, что теряет сознание.

Ветер продолжал дуть, и гребцы изо всех сил налегали на весла, борясь с волнами. Кругом, куда ни глянь, – бурлила вода без конца и края.

– А где же дома? – спросил Репнин, оглядываясь, и в тот же момент понял, что они затоплены.

Навстречу шлюпке неслись по волнам обломки кровель, доски и бревна.

– Господин полковник! – откликнулся Бестужев, придерживая от ветра синюю фуражку. – Вон, глядите!

Репнин взглянул в указанном направлении. Сердце его сжалось. Прямо по курсу высилась небольшая роща. Стволы деревьев были скрыты под водой, а голые кроны облеплены людьми. Они сидели на ветках, прижавшись друг к другу, как воробьи, мокрые, жалкие.

Молодая женщина с младенцем на руках, заметив подходящую шлюпку, вскрикнула и, сорвав с головы косынку, стала размахивать ею, словно белым флагом. Увидев, что к ним идет помощь, люди зашевелились, послышались раздирающие душу вопли.

Когда Бестужев подвел вельбот к терпящим бедствие жителям, на деревьях началась настоящая давка. Дородные мужики, оттеснив более слабых товарищей по несчастью, прыгали с деревьев в воду, отталкивая друг друга, хватались за борт, орали, дрались за место в шлюпке, которая качалась и грозила перевернуться.

Репнин выхватил саблю.

– Назад! – крикнул он. – Зарублю первого, кто прикоснется к борту! Слушайте мой приказ. Сначала сядут дети, женщины и старики. Посмейте только ослушаться! Снесу башку каждому, кто самовольно полезет в шлюпку!

Услыхав его властный голос, паникеры притихли и, держась за ветки, стали ждать дальнейших распоряжений. Репнин оглядел несчастных людей. Его взгляд упал на женщину с грудным ребенком.

– Сударыня, вы сядете первой!

Постепенно воцарился порядок. Никто больше не толкался, не лез без очереди, напротив, мужчины переносили ребятишек, помогали женщинам, поддерживали стариков и старух. Репнин, Бестужев и матросы размещали, успокаивали и ободряли обессилевших, отчаявшихся людей. Перегруженный вельбот вскоре заметно осел, и князь обратился к оставшимся без места людям:

– Всем сохранять спокойствие. Мы доставим пострадавших в безопасное место, а потом вернемся за остальными.

– Как же! Так они и вернутся… – заворчал кто-то.

Тут же с деревьев послышались плач и причитания.

– Кто сомневается в моем слове? – повысил голос Репнин, а потом уже мягче добавил: – Терпеливо ждите, держитесь стойко. Все будут спасены.

Князь сдержал обещание.

Несколько раз уходил и вновь возвращался вельбот. Пострадавших размещали в ближайших военных казармах, богадельнях, церквях и монастырях. Среди спасенных было много раненых, но лишь немногие могли получить помощь. Мокрые, грязные люди лежали вповалку на голом полу.

Глядя на них, Репнин невольно вспомнил лето 1812 года, военный госпиталь в Смоленске. Стонущий муравейник человеческих тел… Но тогда была война. А теперь? За что кара Господня?

Часть спасенных горожан на шлюпке доставили в храм Покрова, возвышавшийся посреди коломенской площади, которая сейчас представляла собой бурлящее море. Облаченный в черную мантию протоиерей медленно шел по коридору в окружении священников, крестясь и раздавая благословения обессилевшим людям. Один из дьяконов его свиты охнул, встретившись взглядом с бледным окровавленным лицом, продрогшего мужчины.