Карбоновое сердце - стр. 13
– Брюс Хартингтон.
– Сара. Фрай.
Я почти пожала его ладонь, когда он вдруг наклонился и поцеловал мою. Какое разочарование!
– Приветствую гостей! Патрик, иди же сюда, дай обниму тебя и поцелую ручку жене.
После обмена любезностями глава семейства продолжил:
– В зале ожидает прекрасный ужин, однако я хотел бы сначала показать гостям новые картины, как вы на это смотрите? Нагуляем немного аппетит?
Гвен и Патрик взорвались от восторга. Я промолчала, держа руки в карманах и рассматривая лепной потолок, запрокинув голову. Как в гребаном музее. Если немного потерпеть, тебя покормят, говорила я себе. Это единственное, что меня там удерживало. Ну и любопытство, естественно. То самое, что не доводит до добра.
На мой скепсис, казалось, уже никто не обращал внимания. Я была ненужной деталью пазла, и они делали вид, что я им не мешаю, иначе вся их игра в богатую светскую жизнь полетела бы к чертям. Должно быть, эти люди настолько привыкли к перманентному лицемерию, что никогда не отклоняются от сценария, продиктованного этикетом, даже если что-то ощутимо идет не так. Не замечай помеху, и, возможно, она устранится сама собой. Не позволяй мелочи испортить общую картину.
– Идите за мной, – пригласил Брюс.
– О, это удивительные картины, уверяю вас! – убеждала Стефани, аккомпанируя мужу. – Шедевры современного искусства!.. Цена просто баснословная, даже озвучить страшно. Мы приобрели их на аукционе в…
Гвен понимающе кивала, а Брюс детально описывал Патрику, как именно приобрел картины, не забывая шутить и очевидно привирать. Мы поднимались по лестнице, и мне вдруг стало очень любопытно, кого такие люди, как Хартингтоны, могут считать гениальным художником нашего времени. Я оживилась и стала вертеть головой в поисках цели.
Приблизившись к внушительным полотнам, все остановились. Мне хватило одного взгляда, дабы понять, что передо мной, зато Патрик и Гвен не могли оторваться, созерцая с нескрываемым восхищением.
– Знаете, кто это? – самодовольно произнес мистер Хартингтон, подразумевая, что это риторический вопрос.
– Джексон Поллок, – фыркнула я. – Эти бессмысленные брызги с претензией на искусство я узнаю из тысячи.
– Сара! Ну что ты такое говоришь? Боже мой, Стефани, это великолепно, у меня нет слов! Сколько экспрессии и глубины! А как гармонирует с занавесками и торшером!
– А какое у вас образование, Сара? – добродушно поинтересовался Брюс.
– Экономическое.
– Неужели экономистов теперь учат разбираться в живописи? С каких это пор? Я полагал, искусство не в вашей юрисдикции.
Все снисходительно улыбнулись, смекнув, что выбрались из неловкого положения, унизив меня и обесценив мое мнение. Они и не подозревали, что я могу пойти дальше.
– Это не живопись, а безвкусица и спекуляция, компрометирующие искусство.
– Не обращайте внимания, – громко добавил Патрик, – ну что такая юная девушка может смыслить в живописи?
Все вновь улыбнулись, осматривая меня, словно недалекого ребенка. Нет, я этого так не оставлю.
– Я знаю о живописи гораздо больше всех вас, вместе взятых. Джексон Поллок – одно из проявлений феномена консервной банки, щупальце капитализма, душащее современное искусство, китч в угоду обществу массового потребления. Держать дома его картины – дурной тон. О чем мещанам, конечно, неизвестно.