Капли Персиковой реки - стр. 2
– А, если…
– А, плевать. Вернусь к родителям. Располагайся.
Она пнула ногой диван.
– Здесь одна девочка жила с моей группы. Недавно сошлась с каким-то бакалавром.
Вокруг были разбросаны женские вещи и пустые банки из-под энергетиков. Окно слабо освещало комнату. В углу угадывалась кухня – электрическая плита, раковина и стол с табуреткой, немного посуды на сушилке и полка с продуктами. Большой шкаф делил комнату пополам. У окна – кровать, стол с компьютером, гладильная доска, множество разнообразных аудиоколонок и совмещенный санузел, отгороженный покрывалом, накинутым на веревку. За шкафом диван и стул.
…Он слышал шорох одежды, шум воды в душевой кабине. Потом легкие шаги, скрипнула кровать. Несколько минут тишины…
– Эй, спишь?
– Пока нет.
– Тебя как зовут-то?
– Руст. Можно, Рустик.
– Иностранец, что ли?
– Папа назвал в честь одного немецкого летчика, который, приземлился на Красной площади. СССР еще был.
– У тебя папа наркоман?
Он не ответил.
– Ладно, извини.
– А тебя-то как?
– Я – Ася Фуллер, слышал?
– Не может быть! Та самая?!
Она засмеялась.
– Хамишь? Ладно, давай спать. Потом все расскажешь.
***
…Рустик проснулся первый. Ему показалось, он попал в какую-то генерацию нейросети. То, что сначала принял за окно, оказалось целой стеной из стекла, нарезанного на множество рам и форточек. На подоконнике стояла мебель. Он отчетливо видел тумбочку на ножках и какой-то замысловатый трельяж. Тяжелая портьера была одернута наискосок и привязана к батарее, наверное, еще прапражильцами.
Ее кровать располагалась, как раз у стеклянной стены. Голая коленка торчала из-под одеяла. Свет рекламы на крыше дома напротив падал в комнату и исчезал.
Он на цыпочках подошел, как можно ближе к окну. Через крохотную форточку проникала вонь шавермы и фон уличного многолюдья. В вечерних сумерках, он разглядел архипелаги крыш и заросли антенн. Но, так и не понял, где находится, не узнал улицу.
– Я уволена.
Рустик вздрогнул. Ася лежала с телефоном в руках.
– Сорок непринятых звонков, – сообщила она, – смс-ку прислали. Это надо отметить.
– Слушай, мне пора…
Она будто не слышала.
– Сходим куда-нибудь? Есть хочу.
В полировке мебели все было видно, все ее тайны. Как она выбирает одежду, нюхает футболки. Крутится перед распахнутой дверцей шкафа. Потом зашумел фен в углу на кухне. Еще через несколько минут, и она вышла к нему в обычном платье цвета маренго. Ее ноги стали белыми, то есть от мерзких каракулей не осталось и следа. С великим трудом он изобразил на лице равнодушие.
– Ну что, идем?
В дымке оранжевого тумана сияющих витрин «кондитерских», «блинных» и прочих закусочных, мерцающего бесоебства воскресного вечера, они все же нашли островок неподвижного равновесия – столик в безымянной «пекарне».
Пока она стояла в очереди, расплачивалась, он впервые разглядел ее. Большой рот не портил красивое лицо. Мимика, движения рук и всего тела выдавали энергичного экстраверта. Ей просто необходимо было знать, что происходит и что покупают впереди и за ее спиной. Свежее или нет, холодное или горячее. Голые плечи мерцали телесными мазками в плотной ряби окружающего мира. Даже потом, через миллионы лет, парсеков и прочих величин одиночества, он будет помнить, как она шла с полным подносом среди этого броуновского хаоса лиц и толкающихся конечностей…