Капкан захлопнулся - стр. 15

– Ну почему, – вопрошал оперативник, время от времени встряхивая Андрея, как грушу, – мы изъяли у тебя одежду, и вся она совпадает с той, которая была на преступнике? Моя, к примеру, не совпадает.

Ветлицкий терялся в догадках, совсем не думая, что Семён может лгать, да ещё так убедительно, поглядывая своими честными, хищными глазами. Оказывается, может, только до тех пор, пока этими «честнягами» (как он, его друг Женя и ещё кое-кто из той же компании), не занялась прокуратура. Впрочем, сама их работа обязывала вести нечестные игры, хотя бы такие, какую с Ветлицким повела новая «следачка», женщина лет сорока, довольно-таки приличная с виду, вполне респектабельная дама, которой он безраздельно верил, апеллируя как к защитнице, верил до того, что она даже сказала однажды, как бы оправдываясь:

– Знаете, Андрей Андреевич, а ведь я должна работать против вас…

Рано, выходит, он записал её если не в свои друзья, то по крайней мере в человека порядочного, способного разобраться в той ситуации, которая складывалась к моменту его выписки из больницы, где он лежал после ранения в живот. Сам себе и загнал эти ножницы в брюшину. Женщина эта, следовательница, назовём её Хельгой Степановной, тоже, оказывается, лгала. Односельчанам говорила одно, видя ту горячность, которую проявляли они, бросившись на защиту своего учителя, кстати, и сама не верила в его виновность, сетовала на массу процессуальных нарушений, жаловалась людям на необъективность своего начальства, которое захотело её, Хельгу, подставить, поручая фабриковать это дело, а после, когда стала осуществлять план формирования общественного мнения, то в первом же интервью городской газете нагородила такого, что прессовать-то арестованного никто не прессовал, и сидел-то он в лучшей камере, и допросов без адвокатов не было, конечно, случались недоразумения, с ножницами сам на свою жизнь покушался, так это исключительно из непонятных побуждений… Как тут было не удивиться, слушая колыбельные от такой обаятельной женщины, что: «Не надо вмешиваться, пускай развивается следствие…» – и оно развивалось.

Вся последующая неделя пребывания в МВД превратилась в сплошной кошмар: Ветлицкого то спускали в изолятор, и там, лёжа на голых нарах, оставался он один на один со своими невесёлыми мыслями, «гнал» или «кубатурил», как говорят в таких случаях. Эти слова – почти синонимы, но если первое подразумевает бездумное нагнетание страха тоски и безысходности (если сильно «гнать», то может «гусь улететь» – есть такое тюремное выражение, означающие вполне вероятную возможность сойти с ума), то второе – хоть как-то контролировать своё психическое состояние и стараться найти выход из сложившейся ситуации. Выхода Андрей не видел. Опера лгали, что все от него отвернулись, что город шокирован известием о том, кто оказался тем ненавистным маньяком. Ветлицкий, конечно, и в мыслях не допускал, что кто-либо из его знакомых мог бы принять версию милицейских работников, но с воли не доносилось ни звука, хотя нет, в пятницу утром опять подняли в 742-й кабинет и вроде бы случайно оставили там одного. Работало радио, шла местная передача «Регион», то есть обменивались между собой последними новостями Томск, Кемерово, Барнаул и центр нашей республики. Андрей слушал и ушам своим не верил: «Задержан сельский учитель, член Союза писателей… общество повергнуто в шок…» – и так далее, только что фамилию не назвала журналистка, жена бывшего прокурора. «Вот и всё, началось обещанное ещё в первый день задержания формирование отрицательного общественного мнения». Не мог Ветлицкий знать, что адвокат, от услуг которого он так опрометчиво отказался, уже требует встречи с ним, но, с другой стороны, и прокурор уже тоже готов подписать или не подписать постановление об аресте на десять суток, а там… автоматом, ещё до двух месяцев, и что случится за это время, одному Богу известно…