Капкан для Александра Сергеевича Пушкина - стр. 25
– Няня, Родионовна!.. – завопил Пушкин. – Волоки немедленно шампанского!.. Впрочем, нет: ко мне заезжал недавно Дельвиг, и шампанское мы выдули все… Ну, хоть наливки, что ли, какой… Или бутылочку Бордо, может быть?
– Нет, нет, лучше всего квасу… – сказал Алеша. – Такая жара… Да, между прочим, к нам скоро приедет моя очаровательная кузина, Анна Петровна…
– Керн? – сразу просиял Пушкин.
– Да. Она в письме спрашивает о вас…
– Давно не видал я ее… – сказал Пушкин задумчиво. – С тех пор, как встретились мы с ней у Олениных в Приютине… Какая женщина!.. Этот девственный вид ее… и в то же время эти страстные глаза… Когда же у вас ждут ее?
– Чрез неделю или две…
Они уселись в полутемной от прикрытых для прохлады ставен гостиной, надулись холодного забористого квасу, а через полчаса на дворе захлопали уже пистолеты: они состязались в стрельбе в цель. Пушкин, как всегда, отличался.
Пронеслась веселая летняя гроза, освежившая пылающую землю и засыпавшая леса и травы россыпями бриллиантов. Дышалось, как в раю… Крестьяне, как только синяя туча свалила и в небе засияла нарядная радуга, снова бросились в поля, – жатва была в полном разгаре, – и, опаленные солнцем, за страду исхудавшие, они снова с головой ушли в тяжелый труд… А все тригорское общество под предводительством Зизи, забрав разномастные корзинки, весело углубилось в душистую прохладу леса по грибы.
Пушкин не отходил от Анны Петровны, которая словно ошеломила его с первого взгляда. Она расцвела, и теперь красота ее была просто мучительна.
Красавица почувствовала впечатление, которое произвела на молодого поэта, о котором говорила уже вся читающая Россия. Между ними сразу началась игра влюбленных, которую сдерживало только присутствие тригорской молодежи. Да и тетушка Прасковья Александровна сразу насторожилась… Взволнованный Пушкин в эти дни был то шумно весел, то грустен и молчалив, то робок, то дерзок до чрезвычайности, то очень любезен, то томительно скучен… И дома, грызя по своей привычке свои и без того уже изгрызенные перья и совершенно не замечая терзаний бедной Ольги, он все писал стихи. Но при первой возможности уносился с утра в Тригорское…
– Смотрите, белый!.. – воскликнула Анна Петровна своим певучим голосом. – И какой молоденький!..
Она была вся в белом, и только у корсажа был приколот маленький букетик гелиотропа.
– Нет, это подосиновик… – осторожно освобождая гриб из чащи трав, сказал Пушкин. – Посмотрите, какой красавец!..
Грибы не занимали его. Он решил, что сегодня он скажет ей «все». Но вокруг шумела молодежь…
– А-у-у-у!.. – раздался голос Алины. – Зизи, где же ты?
– Здесь, здесь я… – отозвалась та из-за густого малинника. – Александр Сергеевич, а-у-у у!..
– Ответа не было. Вдали, среди золотых стволов сосен, мелькали, то темнея, то вспыхивая, стройные фигуры Анны Петровны и Пушкина, который, потупившись, шел рядом с ней…
– Не до тебя теперь твоему Александру Сергеевичу… – усмехнулась Алина.
Аня закусила губу: ей было больно…
– Анюта, a-y-y-y!.. – крикнула Прасковья Александровна племяннице.
Прасковье Александровне показалось, что ее новая гостья повела игру с поэтом слишком уж откровенно.
– Анюта, а-а-а-у-у-у!.. – настойчивее крикнула она.
Анна Петровна сразу опомнилась.
– А-у-у-у-у!.. – пропела она. – Идем…