Капкан для Александра Сергеевича Пушкина - стр. 14
Пущин раскрыл свой чемодан и вручил Пушкину письма от друзей – Рылеева, Бестужева… несколько книг…
– А это особый подарок, – сказал он, вынимая пакет, завернутый в бумагу.
То была рукопись «Горе от ума» А. С. Грибоедова. Поэму печатать не разрешили, но она в списках разлетелась по всей России, а ее меткие выражения стали чуть ли не пословицами.
Пушкин смотрел на подарок завороженными глазами:
– Жанно, я готов расцеловать тебя! Ничего лучшего мне и не надобно!..
Он то рассматривал исписанные листы, то их гладил…
– Ты только послушай, Жанно, – с хохотом воскликнул Пушкин и прочитал: «Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом!..» – Что за прелесть, что за чудо! Давай немедленно засядем за чтение!.. Мама, – крикнул он, иди сюда, будешь слушать!..
– Что же ты так озоруешь? Слышу все! – с притворной строгостью отозвалась Арина Родионовна. – Сейчас приду, только вязанье захвачу.
– Ждем. А тем временем я посмотрю письма. Мне страх как интересно, что написал Рылеев.
Пушкин вскрыл конверт, начал читать и не удержался, чтобы не рассмеяться:
– Ах, как он меня ругает, и все за мое чванство. Не угодно ли послушать:
«Ты мастерски оправдываешь свое чванство шестисотлетним дворянством, но несправедливо. Справедливость должна быть основанием и действий, и самых желаний наших. Преимуществ гражданских не должно существовать, да они для поэта Пушкина ни к чему и не служат ни в зале невежды, ни в зале знатного подлеца, не умеющего ценить твоего таланта… Чванство дворянством непростительно, особенно тебе. На тебя устремлены глаза России. Тебя любят, тебе верят, тебе подражают… Будь поэт и гражданин…»
Удивительно: им мало тех струн, которые у меня на лире есть, им подавай и того, чего нет… А, вот и няня!.. Садись, мама, читать будем…
Все расселись по своим местам: няня с чулком на диване, Пущин разместился в кресле, а Пушкин остался сидеть за столом и раскрыл рукопись.
– «Читай не так, как пономарь, – промолвил Пущин, – а с чувством, с толком, с расстановкой…» – процитировал он Грибоедова.
Пушкин начал читать, как всегда мастерски, когда был в ударе…
Не успел он и страницу перевернуть, как послышался за окном визг полозьев саней.
– Мама, – обратился он к няне, – подойди к окну, посмотри, кого там леший принес.
Арина Родионовна посмотрела в окно и недовольным голосом сообщила:
– Кажись, отца Иону принесло!..
Пушкин бросил рукопись на стол, быстро спрятал письма и раскрыл книги житий святых православной церкви.
– Что случилось? – с удивлением спросил Пущин.
Пушкин и ответить не успел, как в двери появился, улыбаясь и кланяясь, монах с красным, наверное, от мороза, носом. Монах перекрестился на висящую в дальнем углу икону и снова начал кланяться.
– Представляю тебе, – обратился поэт к Пущину, – настоятеля Святогорского монастыря отца Иону. А это, батюшка, мой приятель, Иван Иванович Пущин.
Монах продолжал кланяться и извиняться, что, может быть, помешал своим приходом.
– Мне люди сказали, – начал монах извиняющимся голосом, – что в Михайловское приехал господин Пущин. Так я, грешная душа, подумал, что это тот Пущин, что в Кишиневе бригадой командует… Мы давно дружны с ним… А выходит, ошибся я. Простите великодушно…
Пушкин относился к отцу двояко: с одной стороны, с монахом можно было и поговорить, и выпить он был не дурак, а с другой – это был один из соглядатаев, один из тех царских клещей, которые безжалостно вцепились в него.