Каменные сердца - стр. 9
Платон еще раз вздохнул. Ох не вовремя этот черт нарисовался, ох не вовремя. Сейчас бы раскидать все срочные дела, да махнуть по детям Игоря Аркадьевича, какие еще остались в городе, потом в морг, а дальше собирать мужиков и организовывать похороны. Да только вот нужно возиться с этим гадом… Интересно, что он из мало-Литейного района, который недавно вспоминал розыскник.
– Ты его знаешь? – спросил он Артема.
– Да, районщики часто про него писали. Из старых сексотов.
– Совсем стух, раз нам отдали. Сажаем.
– Угу.
– Вести его, или пусть маринуется?
Платон вздохнул, посмотрел на фото сексота, ответил:
– Жвачку только пожую.
Минут десять подождали, пока Платон отбивал запах коньяка. Потом Артем достал из стола барабанный телефон и пробубнил в трубку: «дежурный, Яшина из КЗ в четыреста пятнадцатый». Платон же тем временем достал из угла заветный табурет и выставил перед своим столом. Хороший табурет, дубовый. Напарник вытащил из стола резиновую дубинку, но Платон покачал головой:
– Давай попроще.
Толстенный том «Уголовного Кодекса с комментариями» в твердом переплете приземлился на столешницу, подняв немного пыли.
Через несколько минут дверь открылась, и дежурный втолкнул урку. Кабинет тут же заполнился едкой мешаниной запахов перегара и мочи. Грязный и угрюмый Яшин стоял у двери, как-то злобно оглядывая кабинет. Вот уж урка, вот уж уголовник – бес, не больше. Для любого неискушенного человек, этот кадр выглядит как ходячий стереотип. Живая социальная реклама: «к чему приводят пьянство и наркотики!». Лицо у стереотипа худое, бледное, испещрено глубокими рытвинами не то от оспы, не то от некогда жирных угрей. Давно не брившийся, он пошел редкой щетиной, под носом и губами пожелтевшей. Волосы длинные, сальные, с проседью. Многое о нем говорили глаза: блеклые и будто пустые. Такие бывают почти у всех наркоманов со стажем, которые сами варят бодягу из сырца и пользуют ее по кругу.
Яшин мялся у двери, но не от стеснительности, а наоборот – в полной уверенности, что сейчас оглядится и тут же раскроет все подляны, которые ему устроили злые мусора. И опера уже минуту подыгрывали его мнимой внимательности, заметив, как нервно он задержал взгляд на томе УК. Но вот Артем встал, вышел из-за стола и кивком указал на табурет. Яшин, по-хамски хмыкнув, болезненно проковылял к месту. Подтянув выцветшие насквозь обгаженные брюки, он уселся и закинул ногу за ногу, демонстрируя стоптанные ботинки.
Платон и Яшин испытующе уставились друг на друга.
– Ну, давай, мусор, жми свою телегу, – оскалился наконец уголовник.
И тут же получил затрещину от стоящего сзади напарника. Артем выглядел щуплым, но за этим видом таилась воистину медвежья сила. От одной его пощечины бывалые бандиты валились на колени. Вот и Яшин слетел с табурета, упершись тощими руками в пол. Артем взял его за ворот дряблой куртки, усадил обратно, наклонился и сказал, спокойно, без нервов:
– Гавкать будешь, когда разрешат.
Уголовник стрельнул в него глазами, но только на миг, не рискнув задержать взгляд. По лицу было видно, как приходит к Яшину понимание – тут с ним цацкаться не будут, как в родном РОВД. Платон раскрыл дело и, наклонив к себе, пробежался глазами по строчкам.
– Яшин Виктор? Тысяча девятьсот семьдесят девятого года рождения?