Калифорнийский квартет (сборник) - стр. 77

Джим резвился в океане, брызгая на девиц. Он был их Нептуном, и они любили его – видного и многообещающего. Да, он был великолепен. Он знал секрет успеха. Я проглотил много книг, но Джим пролистал ту, о которой я и понятия не имел. Это был настоящий мастер в узких плавках, подчеркивающих размеры его гениталий, с шаловливым взглядом и кругленькими ушами. Я не мог противостоять ему, так же как и тому громиле, что катил в зеленом купе со своей милашкой, чьи волосы так восхитительно развевались на ветру. Оба они имели то, чего заслуживали. А я был всего лишь пятидесятицентовым засранцем, блуждающим в полном неведении по цветущему океану жизни.

Я наблюдал, как они выходят из воды, лоснящиеся, гладкокожие, юные и желанные. Я жаждал их внимания, но только не из жалости. И еще, несмотря на их свежие безупречные тела и резвый ум, я осознавал свое преимущество перед ними, ведь они, по существу, еще не нюхали пороха. И когда напасти и бедствия все же просочатся в их жизни, то наверняка для них это будет слишком неожиданно и чересчур тяжело. Я же был готов. Частично.

Я наблюдал, как Джим вытирается, одолжив полотенце у одной из своих русалок. Ко мне подошел малыш, мальчишка лет четырех, захватил в свой крошечный кулачок песку и швырнул прямо мне в лицо. Я не пошевелился. Забияка стоял, грозно хмурясь, и его испачканный в песке ротик победоносно скривился – маленький избалованный нахал. Я поманил его пальцем, чтобы он подошел поближе. Ну давай же, давай! Засранец не двигался.

– Эй, парнишка, иди сюда. У меня есть целая коробка конфет из крысиных какашек специально для тебя.

Злыдень поморщился, повернулся и побежал. Я смотрел на его маленькую несуразную жопку. Две грушевидные ягодицы усердно толкались, словно хотели оторваться друг от друга. Рядом объявился другой враг – Джим – великий бабник. Он стоял надо мной и тоже хмурился.

– Ушли, – сообщил он.

Я посмотрел на то место, где они сидели, девиц действительно не было.

– Куда ушли? – спросил я.

– Какая, на хрен, разница? Я взял телефончики у двух самых лучших.

– Лучших в чем?

– В ебле, дрочила!

Я встал.

– За дрочилу я тебя сейчас урою, сука!

Его лицо было особенно красиво на морском ветру. Я живо представил себе, как он рухнет на песок и будет корчиться от боли.

Джим отпрянул:

– Спокойно, Хэнк. Ты можешь взять телефон в любое время.

– Оставь себе. У меня не такие крутые яйца, как у тебя!

– Ну хорошо, хорошо. Мы же друзья, правда?

Мы двинулись по пляжу за своими велосипедами, которые спрятали за чьим-то домом на берегу. Мы шли по раскаленному песку, и каждый знал, чей сегодня был день. Кулаки ничего не могли изменить в этой ситуации. Конечно, с их помощью можно было добиться некоторого облегчения, но не больше. На обратном пути я уже не пытался обставить Джимми на своем велосипеде. Мне нужно было нечто радикальное, например зеленый автомобиль с блондинкой, чьи волосы развевались бы на ветру.

РТОК был отстойником неудачников. Как я уже говорил, этот класс был альтернативой физкультурной группе. Я мог бы пойти в физкласс, но мне не хотелось, чтобы все таращились на мои гнойники и шрамы. Личный состав РТОК состоял из чудил, не любивших спорт, и тех бедолаг, которых запихали сюда родители. Они считали это проявлением патриотизма. Среди богатых родителей было больше патриотов, наверное, потому, что в случае порабощения страны они и теряли больше. Бедных родителей-патриотов было гораздо меньше, и зачастую они проявляли патриотизм только потому, что этого от них требовали, косвенно, но требовали. Или же таким хитроумным маневром они могли приподняться в глазах общественности. Подсознательно бедняки (особенно чернокожие) понимали, что им ничего не грозит, если страну поработят русские, немцы, китайцы или японцы. Возможно, что ситуация даже улучшится. Но так как большинство родителей челсиевских учеников были при бабках, у нас в школе числился один из самых больших РТОКов в городе.