Как жить с французом? - стр. 38
– Я не знала, как включить это ч-ч-чудовище, – дрожащим от озноба подбородком я указала на чугунную батарею.
Гийом нащупал коробок спичек под сушкой белья.
– Смотри, все просто. Зажигаешь спичку, открываешь наполовину этот краник на трубе и на три четверти краник на самой батарее, засовываешь зажжённую спичку вот в эту дырочку и – вуаля! – загорается огонь. Теперь открываешь до конца краник на трубе и регулируешь краник на батарее: единица – свежо, восьмерка – жарко, как в аду.
– М-м-не сейчас, пожалуйста, как в ад-ду, – проклацала я зубами в ответ.
Через сорок минут квартира прогрелась, из кухни потянулись аппетитные запахи, а я сидела на диване, завернутая в его дырявый халат, и бездумно созерцала бокал красного вина. Тот самый бокал с аляповатым синим орнаментом, который путешествовал с нами в Бельгию.
Гийом вызвался соорудить торжественный ужин из топора – в холодильнике обнаружились только залежь початых копч`ных колбасок, наполовину опустошенная банка корнишонов и треть смертно окоченевшего багета в морозилке.
– Зачем ты заморозил багет? – спросила я с укоризной.
– Чтобы в доме всегда был хлеб.
– Но у тебя универсам прямо внизу, не проще ли сходить за свежим?
– Никто, кроме нищих эмигрантов, не покупает хлеб в универсаме. Настоящий хлеб продается в булочных. А булочные не работают по выходным… да и вообще когда им вздумается. Это же семейные предприятия.
– И из-за риска не найти открытую булочную в воскресенье ты делаешь запас мороженых батонов? – уточнила я, не в силах поверить, что тот же самый человек намекал на «бессистемную загруженность» нашего московского холодильника, кормящего трёх гормонально капризных в вопросах еды женщин.
– La maison sans pain c’est comme le soir sans calins7, – вдохновенно ответил он.
С тех пор, как Гийом поймал меня на том, что я записываю некоторые его примечательные фразы в блокнот, чтобы использовать в будущих статьях, в нем проснулся талант к составлению афоризмов. Этот талант был зарыт очень глубоко под другими его талантами, поэтому, выбравшись на поверхность, не сразу сориентировался, что от него требуется.
– Calins? – я наморщила лоб.
– Я тебе после ужина объясню.
Каково же было мое удивление, когда на журнальном столике, который заменял тут обеденный, появилось нечто похожее на шедевр Хуана Миро – чёрный фон тарелки, зелёный акцент гуакамоле, тёмно-красные мазки сушёных помидоров, розочки лососевой пасты, башенки круглых гренок и поверх всей композиции – вензель из веточек петрушки. Мне оставалось только ахать, потому что потревожить эту картину вилкой мог лишь бездушный варвар.
– Это закуска, – объявил Гийом, довольный произведенным эффектом.
Я выпучила глаза:
– А что, будет еще основное блюдо?!
– И даже десерт, – кивнул он.
Главным блюдом оказалось мясо по-французски под шапкой из лука, сметаны и сыра. С каждым кусочком Гийом казался всё привлекательней, всё роднее. А когда на столе появились «иль флоттант», или «плавучие острова» (легкое безе в соусе из английского крема с добавлением кофе), я уже готова была выдохнуть «Я люблю тебя».
– Дорогая, подойди на минутку, – нежно позвал он из кухни.
Я с готовностью поспешила сделать два с половиной шага, разделяющие кухню и гостиную. Вот прямо сейчас и скажу.
– Хотел объяснить тебе, как сортировать мусор, потому что заметил, что у вас в стране это не принято. Смотри, вот это, – он двумя пальцами достал из мусорного ведра стаканчик из-под йогурта и потряс им у меня перед носом, – пластик, он может быть переработан. Значит, кидаем его вот в этот пакет. В первом пакете – неперерабатываемые отходы, во втором – годные на вторсырье, в углу – банки-бутылки и всё другое стеклянное. А это, – он приподнял за хвостик почерневшую банановую кожуру, – кидаем в специальный мешочек и сразу его завязываем, чтобы мухи не налетели. Сейчас уже темно, а завтра спустимся во двор, и я покажу тебе, что в какой контейнер выбрасывать, ладно?