Как закалялась жесть - стр. 18

– Побуду здесь, ладно? Скучно одному.

Операционная у них совмещена с предоперацонной – маленькое, чистенькое и очень домашнее помещение. Наверное, когда-то здесь размещалась детская – судя по зайчикам, нарисованным на сводчатом потолке. Кроме этих зайчиков ничего не напоминает о светлом прошлом. Никакой лишней мебели. Операционный стол, пара штативов для капельниц, сухожарый шкаф. Аппарат для наркоза плюс «искусственное легкое». Мойка с краном, который модно повернуть локтем; емкости для дезрастворов, где замачивается инструмент. Полимонитор. На стенах – две мощные ультрафиолетовые лампы.

Родной, до слез знакомый интерьер.

– Я хочу тебе кое-что сказать, – осторожно начинаю. – Нынешняя ситуация меня по понятным причинам беспокоит. Ты только скальпелем не кидайся, договорились?

Елена замирает возле пакета, куда она сгребла весь мусор, и молча оборачивается ко мне.

– Вспомни, раньше в палате меньше трех любовников не было, все койки были заняты. Это не считая меня. А теперь? Что, количество заказов уменьшилось?

– Нет, не уменьшилось, – признает она после паузы. – Просто мать многим клиентам отказывает.

Елена ответила! Суровая молчальница распечатала уста! А ведь еще вчера любой вопрос, связанный с «заказами», «клиентами» и другой чертовщиной, разбивался о глухую стену…

– Кстати, о матери, – продолжаю я, не дав сумасшедшей радости вырваться на волю. – Чем наша амеба занята?

Только улыбку себе позволяю, легкую, чуть виноватую улыбку.

– Эвглена – это не амеба, – поджимает она губы. – Совсем другое клеточное строение.

– Прости, я плохо разбираюсь в одноклеточных.

Конечно, подобный юмор ее цепляет, все-таки она тоже Эвглена, пусть и Вторая. Однако период отторжения давно нами пройден. Чем больше ярлыков я повешу на ее родительницу, тем лучше. Ярлыки поддерживают тот невидимый деструктив, который я кропотливо выращиваю в рыхлом девичьем разуме, это как корни огромного сорняка.

– Мать сейчас богатых дебилов очаровывает. Это надолго. А почему вы про заказы спросили?

– Да просто в голову пришло. Ты же видишь, нашей «простейшей» все труднее и труднее приводить любовников, которые могут быть хорошим товаром. И, тем более, новых мужей. Когда-нибудь она станет неспособна это делать. А тебе – всего пятнадцать. Она – уже неспособна, ты – еще неспособна. Чем платить за учебу? За развлечения, за клубы, за катание на лошадях?

– Вы это к чему? – напряженно спрашивает Елена.

– Ты гораздо умнее ее. Ты и сама это знаешь. Я вообще не говорю ничего такого, чего бы ты сама не знала. И другие видят, что ты умнее. Да все это видят! Ты могла бы поставить дело совершенно по-другому. Да, я уже обречен, я не увижу результатов. Но ты… ТЫ! Молодая, красивая, настоящая Елена Прекрасная. Ты достойна всего, о чем мечтаешь, потому что ты умница, ты отчетливо видишь, что нужно сделать, чтобы машина снова раскрутилась… не так ли?

Я замолкаю. Мое «не так ли», – обязательная фраза. Девочка должна ответить. Я жду…

– Так, – соглашается Елена.

Я киваю.

– Вдобавок, ты прекрасный хирург. Такая молодая, и проводишь довольно сложные операции… не так ли?

– Так, – соглашается она уже без паузы.

– Твоей подготовке могли бы позавидовать опытные профессионалы… верно?

– Ну… да.

– До чего же мир несправедливо устроен! В тебе, Елена, есть что-то б