Как закалялась жесть - стр. 17
Из палаты доносились выстрелы и вопли – это Старый смотрел телевизор. «Старым» Елена нарекла отчима. «Папой» язык не поворачивался назвать, хотя, если честно, изредка накатывало что-то – не к этому чужому человеку, а вообще. Беспричинная тоска, безадресная нежность… отвратительная смесь!
Папа… Кто он? Где он? Не могла же мать его тоже… как их всех?!
Что касается отчима, то в глаза Елена его никогда не звала «старым». Только при матери или мысленно. Она старалась к уроду вовсе не обращаться. Впрочем, относилась к нему с уважением. Не трус, не истерик – в отличие от большинства. Его всегда интересно послушать…
Но вот вопрос: зачем он заглядывал в операционную – в самый разгар работы? С пустым разговором, лишенным всякого смысла. И долго ли стоял под дверью?
Послышался характерный звук – словно мягкой щеткой по полу проехались. Елена напряглась.
Урод полз по коридору.
15.
– Атас! Отцепляй трос, мяч лопнет! Тихо, сейчас рванет… Отойди от края, ёпс… Земля надвигается!..
Алик Егоров бредит. Голова его мечется по подушке – влево, вправо. Иногда он пытается приподняться и тут же падает обратно. Остатки его конечностей подергиваются.
Пациент в муках отходит от наркоза. А чтобы он не загнулся и дотянул до следующей операции, наши заботливые девочки еще в операционной поставили ему капельницу и «усы». Через капельницу Алик получает плазму крови (на крючке висит размороженный пакет, в локтевую вену введена игла-«бабочка», рука зафиксирована ремешками). Что касается «усов», то это кислородная терапия: в ноздри Алика вставлены трубочки, ведущие к специальному аппарату.
Пациент выживет.
В палате работает телевизор, выдавая на-гора кубометры очередного вздора (повторяют убогий сериал про вампиров), но картонные ужасы меня не интересуют. Я смотрю на порезанного Алика Егорова. Я размышляю о сущем и вечном…
Кто и зачем покупает у Эвы столь странный товар?
Никак не могу взять этого в толк, не вижу смысла! Коммерческой выгоды тоже не вижу. А ведь они нас именно продают – кусками! Причем, судя по всему, за хорошие деньги… От моих вопросов относительно дальнейшей судьбы ампутантов Эва уходит, даже соврать что-нибудь ленится, хотя баба она болтливая (в отличие от дочери), много мне порассказывала за долгие месяцы нашего супружества. Спросить у Елены? Елена, возможно, в курсе, но… Нет, нет. С падчерицей на такие скользкие темы я стараюсь не разговаривать. Ни к чему нарушать хрупкую связь, возникшую между нами. Разговоры с падчерицей – единственное оружие, которое мне доступно.
А может, я просто боюсь услышать правдивый ответ?
И еще – какое ко всему этому отношение имеет господин Пагода, которого так часто по ящику показывают?
Елена как раз одна, без матери – готовит «студию» к новым кровавым деинсталляциям. Тети Томы нет – ушла. В выходные, когда мать и дочь дома, ее обычно отпускают. Впрочем, на ночь няня всегда возвращается.
План очередной беседы у меня продуман заранее. Выждав некоторое время, я добираюсь до операционной, стараясь шуметь поменьше. Заглядываю в раскрытую дверь…
Девчонка смотрит на меня. Она все слышала, маленькая ведьма. Она меня ждет.
– Может, еще раз вколоть ему седуксен? – киваю я в сторону палаты. – Мучается парень.
– Вколола, сколько надо.
Я вползаю внутрь.