Как влюбить в себя босса за 80 дней - стр. 31
И зря я Аньку, конечно, братом попрекнула. У подружки часто страдающая сторона как раз мужчины с разбитыми сердцами. Так что ещё неизвестно, кто от кого плакать будет. Хотя из патриотических соображений я всё же поставила бы на Георга.
До моей квартиры мы доехали почти молча: я сосредоточилась на вождении машины, а Анька мудро решила мне не мешать. А дома я вдруг развернула гармонь во всю ширь: порвала все баяны, пока из меня хлестали струи откровения.
Я ей и про восемьдесят дней рассказала, и о том, как Одинцов принял меня в штыки, и о его поползновениях в кинотеатре, и о том, как я чуть не опозорилась.
– Ты что, не могла встать и выйти в туалет?
– Не могла, – кидаю виноватый взгляд на Аньку и краснею. – Зуб даю: он бы за мной выскочил, воспринял бы как сигнал к действию.
– Ой, да ладно, – машет рукой Анька. – Что ты наговариваешь? Твой Одинцов вполне адекватный тип. Характер нордический. Морда лица каменная. Выдержка железная.
– Не наговариваю, – вздыхаю тяжело. – Я всё же женщина. Большинство женщин такое на уровне сигнальной системы чувствуют. Попёрся бы как миленький. И неизвестно, чем бы это закончилось. Я не уверена, что смогла бы устоять. И потом… я жутко стеснялась.
Я снова краснею, Анька хмыкает почти весело.
– Знаешь, что мне кажется?
Она складывает губы трубочкой и делает несколько шажочков в одну сторону, а потом в другую. При этом её указательный палец торчит вверх почти неприлично, как средний. Волосы в пучок, на нос – очки в толстой оправе – и занудная училка готова. Такая, из разряда противных старых дев, которые всех всегда ненавидят. Анька не такая, конечно, но когда она начинает умничать, невольно в груди раздражение поднимается и хочется её треснуть, чтобы лицо попроще сделала.
– Вы застряли во времени. Для всех десять лет прошли. Для него прошли, для тебя, а для вас вместе – нет. Ты осталась восемнадцатилетней девственницей, что стесняется при красивом мальчике в туалет сходить. Он остался двадцатидвухлетним оболтусом, что – уверена – впервые втрескался по-настоящему.
– Да какой там втрескался, – вздыхаю и пытаюсь не разреветься заново. – Он даже не вспомнил, что ночью делал. А если и помнил, то поиграл в любовь на одну ночь – и чао.
– Нет, Лика, – прикрывает Анька один глаз, – даю голову на отсечение: что-то там нечисто! В этом самом вашем прошлом. Иначе он бы принял тебя радушно или равнодушно. А он с самого начала бесится. Десять лет прошло, а он бесится! Понимаешь?
Я не понимала. Все Анькины доводы поверхностные. Вилами по воде писаные. Так за уши что угодно притянуть можно.
– Знаешь, что вам нужно?
– Ну, и что? – смотрю на Аньку недоверчиво. Великий мой эксперт. Знаток мужской психологии.
– Переспать, Егорова! – тыкает она своим указательным пальчиком в потолок. Яростно и безапелляционно. – Переспать! Клин вышибить клином. Вытолкнуть, как застрявшую пробку, прошедшее десятилетие! Чпок – и чао!
– Как ты себе это представляешь? – хмыкаю на её энтузазизм.
– Пока не знаю, – разводит руками Анька. – Но ты же женщина, чувствуешь: ему хочется, а значит есть миллион способов подловить и сделать дело. К тому же, и для здоровья полезно. Хороший бурный секс – для здоровья – самое то. Твой хилый Миша небось звёзд не зажигал.
– Оставь в покое Мишу! – подруга она мне сто лет, но в постель ей лучше мою не лезть. Уж какой был. Я восемь лет с ним отчпокала.