Как стать гениальным художником, не имея ни капли таланта - стр. 5

Когда ты чувствуешь себя художником, ощутил волны творчества, как можно рисовать какой-то куб! Это сразу же становится шоком, будущий художник переживает крушение. Он художник с маленькой пока буквы, но ему говорят: «Что за фантазии ты нам принес?! Нарисуй-ка вот это! Да нарисуй так, чтобы похоже!» Это как холодный душ для некоторых неокрепших творцов. Начинающий художник не понимает: зачем я буду рисовать то, что уже есть, для чего это нужно?

В нашем маленьком городке Нижние Серги, затерявшемся среди гор, я тогда встречал художников, их было мало, можно сказать – раз-два и обчелся. Вот отец моего друга Миши Павел Васильевич Зобнин, художник-оформитель металлургического завода, прилежный копиист репродукций из журнала «Огонек», он замечательно умел писать разбавленным в воде мелом буквы на красном полотне, а по вечерам делал искусственные цветы для могилок.

Чуть позже я встретил наивного мастера Игоря Власова, беззубого киника, не слезающего со своего велосипеда. На пропитание он зарабатывал уборкой мусора на рынке, почти каждый день ходил на рыбалку, чтобы поймать окунька или плотвы себе на обед. Он писал картины на обрезках оргалита, фанере и кусках жести простой бытовой масляной краской. Но что он изображал – видел только он, и его глазами теперь мы смотрим на закатное солнце, что скрывается за глухой черной стеной Уральских гор. Вот два рыбака без лиц держат факелы над водой. Пламя опрокинулось в воду, кажется, что сам пруд горит, – это ночная ловля раков.

«Раков лучат», – говорят нижнесергинцы про такую рыбалку.

У меня есть его картина с ночным пейзажем. А на обороте картины – график проката проволоки одного из цехов металлургического завода. На одной стороне – мир, видимый художником, на другой – всеми остальными.

Семья Тишковых-Тягуновых. Нижнесергинский сад металлургов, 1959, фотография из семейного альбома.

Сосед напротив – тоже художник, выпиливает и разукрашивает наличники, да так, что никто не пройдет безразлично мимо его дома. Каждый остановится, посмотрит одобрительно, скажет:

– Ну, Андреич, красоту-то какую навел!

Но больше всего мне нравились маляры. Смотришь с горы на улицу Нудовскую или Загорную, видишь, кто-то красит крышу. Ярко-голубой прямоугольник загорается, сверкает под лучами солнца, как зеркало, отражающее небо. А вокруг – зеленые картофельные огороды с искрами фиолетовых цветов.

А еще дальше – на пруду – зеленеет лодка с рыбаком, отражаясь в темной водяной глубине. Лодка эта похожа на огромного кузнечика, если у рыбака две удочки.

И все художники, маляры и соседи-искусники создавали свои миры. Они множились и дополняли друг друга. На кладбище – буйство голубого цвета, яркие цветы, на церкви – картина «Иисус на небесах», написана прямо по штукатурке. Дома – все с крашеными крышами, зелеными и голубыми. На воротах из дерева – ромашки, а медные ручки – со львиными головами.

Вот лошадь бежит, запряжена в телегу. У нее дуга – оранжевая, синими колокольчиками расписана. Кто это рисовал? Еще один художник обнаружился, безымянный, но талантливый. Сколько же художественных миров в таком маленьком городке!

Мать вяжет коврики из махориков – разорванной на ленты старой одежды. Яркие, солнечные по содержанию и по форме, они лежат повсюду. На диване, на полу, на стульях. Над кроватью «Утро в сосновом бору» Ивана Шишкина – тоже картина! А рядом – «Незнакомка» Крамского, в рамке, репродукция. У Антонины Кузьминичны, учительницы, и Петра Григорьевича, начальника автобазы, друзей моих родителей, – портрет Ленина работы Бродского, а у нас Крамской.