Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого - стр. 148
– Мир духу твоему!
Иногда добавлялось: «брат», «дорогой брат» или «сестра».
Ну, тут уже ясно было, что перед вами – очередной искатель из «толстовского» мира!
Так оно и было. Странный нищий или бродяга был не кто иной, как знаменитый в «толстовской» среде – знаменитый своей крайней «последовательностью» в качестве «толстовца» – Сергей или, как все его называли – Сережа, Попов.
Это был на самом деле необычайный, своеобразный человек, с необычайной судьбой, о котором мне еще не раз придется упоминать.
Сережа Попов родился в 1887 году в Петербурге, в интеллигентной семье. Будучи гимназистом, заинтересовался Толстым. Толстой подкрепил в Сереже те думы и чувства, которые еще раньше пробудила в нем «Утопия» Томаса Мора. Новыми глазами огляделся Сережа вокруг, гимназия стала чужой и ненужной. «То ли дело жить в труде, в свободе, по-христиански!» – думал Сережа.
Бросив гимназию, он вступил на новый путь, на путь осуществления… «утопии».
Не оставляя без внимания внутренних духовных требований, требований все новых и новых усилий в стремлении к нравственному совершенствованию, Сережа отказался от всех привилегий своего положения, от паспорта, от достатка, от хорошей городской одежды и ушел в народ, в деревню – помогать трудом тем, кто в этом более всего нуждался.
Потом Сережа узнал о существовании «толстовских» земледельческих общин, и его потянуло туда. В течение нескольких лет он исколесил Россию в разных направлениях, навещая друзей и единомышленников по разным губерниям и областям или работая у крестьян. Он предлагал людям свой посильный труд, не беря за него никакого вознаграждения, довольствуясь только пропитанием. Охотно делился с каждым встречавшимся ему человеком также и своими взглядами. Но главное, поучал не словами, а жизнью.
Он постепенно выработал в себе удивительную незлобивость и мягкость. Ко всем относился одинаково кротко и любовно, обращаясь не только к людям, но и к животным, как к братьям. Он не брезговал никакой самой грубой и неприятной работой. И трудился настолько добросовестно, что в первое время от непривычки и от чрезмерного напряжения с ним случались даже обмороки. Потом он вработался во все сельскохозяйственные работы и нес их, как заправский работник.
В личной жизни был крайне воздержан и прост. Одевался во что Бог пошлет и что дадут добрые люди, лишь бы прикрыть тело. «Хорошо, брат, даже мужички не завидуют!» – говорил он о своем отребье. Спал на соломе. Не употреблял в пищу не только мяса или рыбы, но даже молока и яиц, а также меду, – на том основании, что, как ему не раз приходилось наблюдать, все, даже лучшие пчеловоды нередко по неосторожности «давят пчелок». Не употреблял он и обуви из кожи, ходил в лаптях.
Сережа любил и жалел всякое живое созданье. Он, например, отвергал пользование трудом лошадей в хозяйстве, не считаясь с тем, что и человек несет на себе заботы о кормлении и содержании рабочего скота. Если ему случалось самостоятельно засевать хлеб или сажать картошку, то он не запахивал поле лошадью, а сам вскапывал лопатой.
Поработавши в одном месте, Сережа мирно прощался с хозяевами и шел дальше, в другое. Круг общения его с людьми и со всем миром Божьим, таким образом, никогда не замыкался.
Очень часто по дороге Сережу останавливали какие-нибудь деревенские или уездные власти и требовали предъявить паспорт. Паспорта не оказывалось. Тогда его спрашивали, кто он такой, из какой губернии.