Размер шрифта
-
+

Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого - стр. 150

Еще дальше, в 12 верстах от Телятинок, в деревне Хатунке Крапивенского уезда проживал с семьей один из старших друзей Л. Н. Толстого, мелкопоместный дворянин Михаил Васильевич Булыгин. Это был родной племянник бывшего министра внутренних дел А. Г Булыгина, с именем которого связан проект о законосовещательной Государственной думе. М. В. Булыгин воспитывался в Пажеском корпусе, недолго служил офицером и затем состоял студентом московской Петровско-Разумовской (ныне Тимирязевской) земледельческой академии, которой, однако, не кончил. Увлекшись мировоззрением Толстого, Булыгин решил заняться земледелием, с каковой целью приобрел в Хатунке небольшое имение с маленьким старым, полуразвалившимся, грибообразным, заросшим мхом помещичьим домиком, где и поселился.

Иногда, отвечая на любопытные вопросы гостей-«толстовцев», Михаил Васильевич принимался рассказывать о том, как он, будучи пажем, на придворных балах носил шлейф одной великой княгини, щеголял в белых лосинах и шитом золотом мундирчике, или же, перелистывая альбом с фотографиями своих товарищей по Пажескому корпусу, одетых как раз в такие же лосины и в парадные мундиры с широкими поперечными, золотой гладью шитыми полосами через всю грудь, называл фамилии и давал характеристики этих юных отпрысков русских аристократических родов. Это было любопытно как раз по контрасту с той обстановкой, в которой старый «паж» находился теперь…

Толстым М. В. Булыгин заинтересовался и был привлечен как разоблачителем, во-первых, государственного и, во-вторых, церковного лицемерия. Бывало, долго он ораторствовал на эти темы за обедом или за чаем в убогих своих «хоромах», увлекаясь, жестикулируя и пересыпая свою речь громкими – то негодующими, то ироническими – восклицаниями. «Табашная держава», – называл бывший паж русское царство, пользуясь выражением одного оригинала-сектанта>24. Выговор у него при этом был настоящий «дворянский», барский, с выразительными голосовыми модуляциями и с растяжением гласных. И в наружности одетого в скромную серую поддевку Михаила Васильевича сказывалось его аристократическое происхождение: он обладал среднего роста сухой, крепкой и в то же время изящной фигурой, сухим красивым лицом, черной, с проседью, шевелюрой и живыми, черными, искрящимися умом и добротой глазами. Не ниже стоял и его внутренний облик, весь – воплощенное благородство, честность и правдивость.

В Ясной Поляне, куда Булыгин частенько наведывался, его принимали дружески, как единомышленника, Лев Николаевич, и любезно, как помещика – дворянина и «бывшего пажа», Софья Андреевна. Михаил Васильевич, впрочем, был настолько милым, воспитанным, доброжелательным, умственно живым и интересным человеком, что его, конечно, дружески и любезно приняли бы и во всяком другом кругу, как в самом аристократическом, так равно и в самом демократическом. Да оно так и бывало постоянно, по связи М. В. Булыгина с разными слоями общества. Кстати, он занимался добровольной юридической помощью крестьянам и потому часто посещал Тулу, где выступал защитником в суде и обивал пороги разных канцелярий.

Хозяйство Михаил Васильевич вел не только личными силами, но и с помощью нескольких рабочих, так что полного отречения от своего прошлого и стопроцентного осуществления «толстовского» идеала личного труда мы у него не видим. Зато старших сыновей своих Сережу и Ваню (в 1910 году одному из них было приблизительно 20 с половиной, другому 19 лет) он воспитал, как настоящих людей труда. Хозяйские сыновья участвовали во всех работах по имению и, в сущности, по своему положению почти во всем равнялись обыкновенным рабочим. Старший из сыновей, Сергей, личность сама по себе в высокой степени примечательная, даже и питался не за отцовским столом, а в «людской», с рабочими и кухаркой. Отца огорчало это отъединение сына, и он часто говаривал, что не из классовых предрассудков обедает отдельно от рабочих, а только для того, чтобы иметь возможность побыть за обедом в более интимном, родственном и дружеском, кругу. Но, что и говорить, готовили для «людской» иначе, чем для хозяина!

Страница 150