Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого - стр. 104
Лев Николаевич был всегда удивительно нов, свеж, интересен и разнообразен, а также деликатен и легок в общении. Работать с ним было одно удовольствие. Ни малейшего давления его необычайного авторитета я никогда не ощущал. Помогавших ему Лев Николаевич всегда благодарил, искренне и трогательно, за каждую услугу. Старался проявлять свое внимание к окружающим: раз принес мне грушу, в другой раз подарил записную книжку, всегда справлялся о здоровье, о настроении, расспрашивал о планах и занятиях, давал непринужденные, чисто дружеские, но оттого не менее ценные, советы и т. д. Недаром поэтому каждый дорожил возможностью побыть подольше в обществе много занимавшегося и часто уединявшегося в своем кабинете Льва Николаевича.
Между нами была тогда огромная разница лет (23 и 81), а между тем, кажется, ни с кем в жизни я не чувствовал себя так легко и просто, как с Л. Н. Толстым. И это – при условии, что всякая фамильярность или какая бы то ни было развязность с моей стороны были совершенно исключены. Просто ум Льва Николаевича был такой всеобъемлющий, и в свои 81–82 года он был еще так свеж духовно, что к нему находил дорогу каждый, и молодой, и старый, а он, с своей стороны, отлично каждого понимал, входил в его интересы и давал ему maximum того, что может дать человек столь исключительно одаренный. Право, когда приезжали в Ясную Поляну на побывку собственные сыновья Толстого, этакие 35-летние и 45-летние бородатые дяди, давно уже «отделившиеся» от семьи и жившие своими домами по разным городам и губерниям России, то они всегда казались мне старше своего отца. С ними мне, 23-летнему юноше, труднее было найти общий язык, чем со Львом Николаевичем. И, думается, не потому только, что я был «толстовцем»…
Немалую радость доставляли мне совместные верховые прогулки со Львом Николаевичем. Софья Андреевна настаивала на том, чтобы он ездил не один: она боялась внезапного обморока где-нибудь в глухом лесу. Ездили со Львом Николаевичем обычно либо я, либо доктор Д. П. Маковицкий, либо лакей, курносый яснополянский парень – переросток Филя. Филе-то это было все равно, а мы с Душаном, бывало, всегда волновались немного, ожидая, кого Лев Николаевич пригласит. Ибо и Душан очень ценил эти поездки. Лев Николаевич восхищался красотой природы. По большей части ехал молча и задумчиво, но иногда начинал милый, дружеский разговор, вспоминая, рассказывая о чем-нибудь или делясь занимавшей его мыслью.
Ездок он был очень смелый. Вот программа всех верховых прогулок Льва Николаевича, от которой он отступал очень редко: выехать по дороге, скоро свернуть с нее в лес или в поле, в лесу пробираться по самым глухим тропинкам, переезжать рвы и заехать таким образом очень далеко; затем – заблудиться и, наконец, тогда искать дороги в Ясную, спрашивая об этом у встречных, плутать, приехать утомленным. Спросишь: устали, Лев Николаевич? – «Нет, ничего», – неопределенным тоном. Или – очень определенно, только одно слово: «Устал!»
У Льва Николаевича была славная, хоть и не молодая уже, стройная, сильная и горячая верховая лошадка – иноходец Делир, подарок Сухотиных. Один из посетителей упрекнул Толстого за то, что он разъезжает по окрестностям Ясной Поляны верхом на кровной лошади, тогда как мужики вокруг голодают. Это произвело впечатление на Льва Николаевича, и как ни любил он верховую езду, дававшую ему возможность уезжать подальше, в природу, отдыхать от работы и от семейных неурядиц, наблюдать деревню, встречаться и беседовать с прохожими и тем самым пополнять запас своих художнических впечатлений, он все же от верховых прогулок отказался. Все наперерыв, в том числе и я, убеждали его не делать этого, но он оставался тверд, пока, наконец, через некоторое время Черткову не удалось убедить Льва Николаевича отказаться от своего ригоризма.