Как прорастают зерна - стр. 28
***
Нечисть устроила форменный бунт с мяуканьем – нет, даже не с мяуканьем, а с ором под дверью.
– Да пойми ты, я не могу тебя взять! – зачем-то попытался объяснить что-то кошке Борис. – Куда я тебя возьму? Завтра приеду, честное слово! Воды у тебя там с запасом, корма тоже. А потом Тасю выпишут, она будет тебя навещать. Все, отойди от двери. Кыш!
Кошка напоследок обиженно мяукнула, но все-таки отошла от двери. А когда Борис взялся за дверную ручку, животное, как заправский верхолаз – впрочем, кошки таковыми и являются – стремительно вскарабкалось по ноге, а потом по торсу до плеча Бориса, где и устроилась.
В процессе этого действа Борис мог бы посрамить нобелевского лауреата Ивана Алексеевича Бунина.
– Ты что творишь, нечисть?!
Кошка в ответ оглушительно мяукнула ему прямо в ухо. На то, чтобы снять с себя кошку и закрыть дверь, не давая той выскользнуть из квартиры, ушло минут пять. Все это время Борис не прекращал следовать заветом великого русского писателя.
***
На утреннем обходе Борис застал Липу в слезах.
– Так. Что беспокоит? Где болит?
– Боря… – Липа шмыгнула носом. – Почему ты мне не сказал, что я так… ужасно… ужасно выгляжу?!
– Олимпиада… блядь… Аскольдовна… – Борис со вздохом оседлал стул одноместной VIP-палаты. – Тебя избили. Какое у тебя еще может быть лицо? Вот то, что никаких дополнительных внутренних повреждений не обнаружено – это хорошая новость. А лицо… Кости лица целы, мягкие ткани восстановятся. Отек, кстати, практически спал. Синяки пройдут. До свадьбы заживет, Липа.
Его слова возымели ровно противоположной эффект – Липа разрыдалась. Вот и пойми этих женщин! Борис неуклюже коснулся ее руки.
– Оля, я твой лечащий врач, и я категорически запрещаю тебе плакать.
– Хорошо, не буду, – ответила она из-под закрывающих лицо ладоней.
Борис встал. Ему бы еще шов посмотреть, но лучше зайти попозже. Он вынул из кармана телефон и положил его на тумбочку, вместе с зарядным устройством.
– Твой телефон. И напиши мне, что тебе еще привезти из дома.
– Как Касси? – Липа все же отняла руки от лица.
– Бодра. Поела, попила, – о череде коротких царапин на голенях и, особенно, на бедрах, Борис решил не рассказывать.
– Спасибо, Боря.
Что-то многовато «спасиб» в последнее время.
***
– Оля, мне нужно взглянуть на шов.
Она молча повернулась на спину и с совершенно безучастным лицом смотрела в потолок, пока он осматривал ее.
– Все хорошо, – Борис привычным движением вернул на место рубашку и одеяло. – Аскольд Иванович уже приезжал? – она безучастно кивнула. – Один?
– Нет, с мамой, – так же безучастно отозвалась Оля.
– Так, что случилось? – Борис привычно подтянул стул и оседлал его. – Ты чего такая кислая?
Она повернула лицо и какое-то время молча смотрела на него. Синяки у нее, конечно, знатные. Мишка панда, твою мать.
– У меня сегодня был… был полицейский.
Борис резко встал.
– Кто разрешил?!
– Я… я не знаю, – растерянно пролепетала Оля. – Он просто пришел. Ему нужно было… как это… снять показания.
А где сам Борис был в это время?! А, в операционной. Устроить бы Татьяне скандал по поводу того, что к Липе пустили полицейского без его разрешения, да толку? Уже все случилось.
– Ну что, дала показания?
– Ну да, – как-то отрешённо отозвалась Оля. – Рассказала. Что помню. Бумаги какие-то подписала.