Измены. Экспонат - стр. 4
Наверное, другим людям показалось бы странным, что я так переживаю за чужую, по сути, женщину. Но баб Тоня стала для меня всем. Она – моя опора, поддержка, то самое дружеское плечо, к которому я могу прижаться, когда мир рушится вокруг. Она, как никто другой, понимала меня, принимала, всегда находила нужные слова, когда мне казалось, что выхода нет. Мне хотелось сделать для неё всё, что я только могу. Я мечтала подарить ей лучшую жизнь – в достатке, без забот, без постоянных хлопот и нужды. Чтобы она, пока ещё жива и полна сил, смогла наконец-то насладиться жизнью, ощутить всё то, чего, возможно, была лишена раньше. Я пообещала себе, что однажды она забудет, что такое считать последние копейки до пенсии, и каждый её день будет светлым и радостным.
Как только я собралась перевести дух после всех этих мыслей, в дом ворвалась крикливая соседка, тётка Зина, всегда любопытная до чужих дел. Она и шагу не сделала, как уже начала со своего порога, ни поздоровавшись, ни спросив разрешения войти:
– Машка, это что, правда? Бросаешь всё, всё распродаёшь и в Москву уезжаешь? Я выпрямилась, стараясь не показать раздражения.
– Нет, тётя Зина, не распродаю ничего. Просто еду работать временно. Но её уже было не остановить.
– А что ты держишься за этот дом-то? Смысла нет. Ну ведь сама знаешь, твоя земля лучше всех в хуторе. Урожай у тебя всегда знатный. Слушай, продай мне участок, а? Говорю же, хороший кусок земли, я о нём давно думала. Я тебе хорошие деньги дам, тебе же на дорогу лишними не будут!
Меня словно кипятком окатило. Я встала, не скрывая своего гнева.
– Нет, тётя Зина, – отрезала я, чувствуя, как сжимаются кулаки. – Мой дом – это не просто какой-то участок земли. Это место неприкасаемо. Это дом моей матери, и пока я жива, он останется в семье. Так что забудьте об этом раз и навсегда.
Соседка нахмурилась, глаза её вспыхнули недовольством, но, увидев, что со мной лучше не спорить, она лишь презрительно фыркнула.
– Ну-ну, сама ещё пожалеешь, – бросила она напоследок, прежде чем покинуть дом.
Отмахнулась от нее, как от назойливой мухи и пошла спать, но сон не шёл. Лежала, глядя в потолок, и мысли, словно рваные клочки бумаги, мелькали в голове, не давая покоя. Я пыталась закрыть глаза, но всё напрасно – разум никак не хотел успокаиваться. Передо мной вставали картины того, как всё может быть, как моя жизнь будет развиваться дальше.
В полудрёме я фантазировала, как приеду в Москву, как этот Павел Александрович встретит меня и повезёт в огромное здание с зеркальными стенами и яркими огнями. Как он поведёт меня в мир, который я видела только по телевизору, где всё блестит, сверкает и пахнет дорогими духами. Я представляла, как подписываю контракт, как улыбаюсь фотографам, как с лёгкостью преодолеваю трудности, и вдруг всё у меня получается – так просто, будто кто-то свыше решил, что теперь я достойна лучшей жизни.
Но вместе с этими сладкими картинами в голове мелькали и другие. Меня могли обмануть, оставить ни с чем в чужом городе, где я никого не знаю. А вдруг я просто оказалась бы очередной наивной девчонкой, которая поверила красивым словам? Страхи и надежды переплетались, и я лежала, чувствуя, как сердце то замирает, то начинает биться быстрее от каждого нового образа, что рисовал мне мой уставший разум.