Измены. Экспонат - стр. 3
Я не выдержала и заплакала. Слёзы сами потекли по щекам, горячие, солёные, и я не могла их остановить.
– Вы ведь мне и не родственница, – проговорила я сквозь слёзы, – а как родная. Порой даже ближе, чем некоторые из тех, кого я считала своей семьёй. Я ведь одна осталась, и никто, кроме вас, обо мне так не заботится.
Она подошла ко мне, обняла крепко, как мама обнимает своего ребёнка, и прошептала:
– Тише, Машенька, не плачь. Родные не те, с кем кровь одна, а те, кто душу свою к тебе прикладывает. Ты у меня тоже как дочь. Знаю, как тебе нелегко, но ты уж не сдавайся, слышишь? Всё у тебя получится.
Я вытерла слёзы, чувствуя, как теплеют щеки, и, наконец, с трудом смогла улыбнуться.
– Хорошо, я возьму, – прошептала я, чувствуя в груди какую-то смесь облегчения и благодарности. – Но обещаю, как только смогу заработать деньги, я верну вам всё, как минимум в трёхкратном размере. Это первое, что я сделаю.
Баб Тоня только махнула рукой, усмехнувшись.
– Да что ты мне возвращать-то собралась? Не ради денег я тебе помочь хочу. Но раз уж так решила, значит, возвращай. Главное, чтобы не осталась ты в этом хуторе навсегда. Вот тогда и правда заплачешь.
Я долго смотрела на визитку, лежащую на столе, чувствуя, как в груди бьется тревожное сердце. Номер телефона будто бы горел на этом кусочке бумаги, маня меня и обещая какую-то неизвестность, от которой одновременно хотелось убежать и к которой тянуло всей душой. Но звонить сразу я не решилась.
– Завтра, – сказала я себе твёрдо. – Позвоню завтра, чтобы не подумал, что я жду его, как какого-то спасителя.
Хотелось сохранить хоть крупицу гордости и не дать этому человеку увидеть, насколько отчаянно мне нужна эта возможность.
Я спрятала визитку в ящик комода и глубоко вздохнула. Завтра, всё завтра.
Глава 2
В ту же ночь я решила, что не буду тратить деньги баб Тони, но и поехать в том, что у меня есть, тоже не хотелось.
– "Если нет возможности купить, сошью сама," – сказала я себе, осматривая комнату и взглядом останавливаясь на старых шторах, что висели на окне уже не первый десяток лет. Ткань была крепкая, приятного кремового цвета с едва заметным узором. Привычная и родная, она казалась мне чем-то, что я могу превратить во что-то новое и красивое. Я достала ножницы, иголку, нитки и принялась за работу. Времени было немного, но чем больше я думала о том, что могу сделать из этой ткани что-то своё, что-то особенное, тем увереннее мои руки работали. Я шила до поздней ночи, а на рассвете, когда первые лучи солнца проникли в комнату, на стуле висело моё новое платье. Оно получилось простым, но изящным, и, глядя на него, я почувствовала гордость.
Когда платье было готово, я поняла, что ему не хватает какой-то детали, какого-то акцента. Я порылась в старом комоде, где хранились вещи с детства, и наткнулась на свой школьный пиджак. Он был простым, серым, но с ним платье сразу выглядело совсем иначе. Надев его поверх платья, я ощутила, как эта комбинация добавляет мне уверенности. Но настоящей находкой стал старый советский кожаный ремень, который когда-то принадлежал маме. Он был потрескавшийся и потёртый, но стоило мне его застегнуть на талии, как всё в моём образе стало собираться воедино. Ремень подчёркивал фигуру, делал меня выше, придавал всему наряду строгости и законченности. Я посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась – пускай знают, что я чего-то стою. Пусть увидят, что даже в самых простых вещах я умею быть собой. – "Баб Тонь, я вам помогу," – сказала я себе, глядя в своё отражение. – "Чем быстрее, тем лучше. Верну всё, что вы для меня сделали, и даже больше." С этими мыслями я почувствовала, как в сердце начинает зарождаться уверенность. Я знала: какой бы ни была эта поездка, я не позволю ей пройти зря.