Измена. За гранью доверия - стр. 5
Третья глава
– Милая, ты такая красавица выросла! Расцвела! Похорошела! Замужем? А парень-то хоть есть? Ну не сверкай глазами, не злись! Очень похожа на свою матушку ты стала теперь. Как она поживает? Замуж вышла? А почему не присоединилась к нашему милому застолью? Это она ведь наставила ветвистые рога моему старшему брату? Красотка! Ты общаешься с ней? – завалил вопросами племянницу Влад, вычерчивая зажатой в руке вилкой невидимые узоры в воздухе над своей тарелкой.
И улыбается так широко и празднично! Скаля белые зубы и сверкая глазами.
Весело ему! Знает ведь, что эта тема неприятна для Николая. Но всё равно с удовольствием делает больно родному брату! Заодно задевая племянницу и ставя в неудобное положение маму.
Дурдом! В общем, курантов я ждала как никогда! И нашему президенту на фоне Кремля обрадовалась словно родному. Как избавителю.
Речь слушали молча. Алиса попыталась что-то съехидничать по поводу чёрного пальто выступающего, но Алексей Иванович шикнул, и та приткнулась.
Мама моего мужа считала себя интеллигенцией. Самоназванной. И, всячески это подчёркивая, считала критику властей одной из привилегий своего статуса. Её муж в своё время, был начальником одного из цехов давно закрытого московского завода. Он простой и прямой мужик, рабочая косточка, своим трудом поднялся и выучился. И всегда, если присутствовал при подобном критиканстве, быстро осаживал жену, гаркая, что не с её умишком судить. Вот и сейчас прозвучало его коронное: – Иди, борщ вари, женщина!
А стоило Вере Анатольевне начать говорить об интеллектуальном, или, к примеру, сравнивать, как она часто делала, жизнь раньше и теперь, то он обязательно попрекал её незаконченным образованием в товароведческом техникуме. И хохотал при этом очень уничижительно.
Вера Анатольевна с мужем никогда не спорила. Закатывала глаза и делала страдальческое лицо. Она просто подливала мужу спиртное, чтобы он скорее уснул и не мешал ей.
Дивные отношения. Да.
Но всё рано или поздно заканчивается. И моя пытка семейным застольем, пародией на единство и традицию, тоже подходила к концу.
Поплыл по дому тяжёлый мерный бой древних часов, усиленный сигналом телевизора, он заполнял, кажется, каждый уголок загородного дома, затерянного в снегах.
Я зажмурилась, представляя про себя почему-то старинную стеклянную балерину на прищепке, изящно парящую на одной ноге над лапой ели. Игрушку моего детства. Пытаясь пробудить в себе счастье Нового года, я цеплялась за тёплые воспоминания. За надежду.
Пусть этот год будет лучше предыдущего!
Что-то шевельнулось было в душе, расправило тонкие крылышки стрекозки-мечты, но куранты ударили в двенадцатый раз, и в мой бокал прилетел бок чужого стекла. Спугнув каплю времени.
Муж, притронувшись краешком, пробудил тонкий звон спящего стекла. Я перевела взгляд на его лицо, вглядываясь. А он подмигнул мне и произнёс:
– С новым счастьем, любимая!
Его голос его был выверен и чарующе низок. Бархатист. Ровно настолько, чтобы продемонстрировать свои намерения окружающим? Или мне мнится всякое?.. Мы выпили шампанское, и Влад поцеловал меня.
По-взрослому. Крепко прижимая к сильному телу. Вплетаясь языком. Сползая руками с моей талии уже абсолютно непристойно.
Эта нарочитая, неуместная и вымученная сексуальность, чуждая нам публичность стеганула по моим нервам. Как электрическим током.