Измена. Я (не) смогу без тебя - стр. 16
Да, зреет битва. Обычно подобного рода битвы мы умели заканчивать примирением только в постели.
Сейчас… когда в этой самой постели побывала другая, мне даже думать об этом становилось противно. Противно и больно.
Особенно, после того как я слышала вчерашний разговор по телефону.
После того как он снова был у неё. Снова!
И его совершенно не покоробило то, что я уже знала об их постыдной интрижке!
Безотчётно взглядом пытаюсь отыскать у него на лице следы сегодняшних утех.
Но он закрыт. Сейчас он скрыл своё лицо под невидимым забралом.
Он действительно приготовился к битве.
— Освободит? — повторяет спокойно, но я-то вижу, что внутри у него всё клокочет. Сдерживается из последних сил. — Освободит от чего?
Подбородок начинает дрожать, но я не имею права сдаваться.
— Глупый вопрос. От необходимости оправдываться. Скрываться. Хотя… — перевожу дыхание, потому что его катастрофически не хватает, — …скрываться ты в последний раз и не пытался. Будто тебе уже всё равно, узнаю я о твоих походах налево или нет.
Марат и не думает отгораживаться оправданиями. Вместо этого прищуривается, будто что-то припоминает.
— Как ты там говорила… Иногда меня привлекает тот факт, что женщины к нему небезразличны. Я знаю, что многие хотят моего мужа. И это меня возбуждает.
Представьте, что вас до гола раздели, а потом ошпарили кипятком. Вот просто выплеснули на вас целый таз кипятка.
Будто с вас кожу содрали. С холодным расчётом. Безжалостно.
Я помню, как я это писала. Помню, когда. А главное, почему. Помню, как твердила себе, что подобная искренность необходима. Она заставляет чувствовать крайнюю уязвимость и вместе с тем лишает тебя иллюзий о себе самой. Учит принимать своё несовершенство.
— Я этого не говорила, — шепчу. — Я это писала. Восьмая сессия переписки. После… после дня рождения твоего коллеги, Самсонова.
Женщины вокруг Марата так и вились. Весь вечер. А я испытывала странную смесь гордости и, да, чёрт возьми, возбуждения! От того, что ни на одну из них он внимания не обращал. А в конце вечеринки выловил меня из танцующей толпы, затащил в какую-то комнатку для хранения, и на время мы попросту выпали из общего праздника.
Одно из самых ярких воспоминаний нашей супружеской жизни.
Марат смотрит волком. Он видит ситуацию по-другому. Я знала, что он не поймёт. Поэтому никогда не рассказывала ему, почему с такой готовностью согласилась на секс в кладовой чужого дома.
— Тебя заводит чужое внимание. Чужие бабы, вьющиеся вокруг меня. Ты не ревнуешь. Тебя это заводит!
— Господи, — мой голос срывается, хоть я и не кричала, — да как же можно всё так чудовищно извратить? Ты сам себя слышишь? Ты хоть раз пытался понять, что меня заводил твой отказ принимать чужое внимание! Нет, не пытался! Тебя ослепил сам факт моей якобы тайной от тебя переписки, и ты прочёл то, что захотел там прочесть!
— Не делай из меня идиота, — его ноздри гневно раздулись. В голосе зазвучало предупреждение. — Не пытайся всю вину переложить на мои плечи.
— Я ничего не пытаюсь. Я понимаю, что пытаться давно уже без толку, — я обхватываю себя руками и принимаю волевое решение прекращать бесполезные препирательства. — Мы не слышим друг друга. Мы с армией психологов не услышали. Поэтому я сдаюсь, Марат. Я сдаюсь. Сдаюсь и предлагаю расстаться.