Измена. Ты все еще моя, девочка! - стр. 54

Он молчит. И от этого неловко. Интересно, о чем он сейчас думает?

Я вот не могу отвязаться от мысли, что моя грудь прижимается к его торсу. А еще пальцы как назло подрагивают, лежа на его плечах. Будто отчаянно хотят сдвинуться с места и пуститься в безотчетное путешествие по его могучим рукам.

Уверена на все сто, что его мысли далеки от моих. Потому что больная извращенка тут только я.

Он ведь отец твоего покойного жениха, идиотка! Что за мысли?

Но отмахнуться от них не могу. Должно быть проблема в том, что я ничего не помню. И сейчас для меня этот мужчина, по сути — просто мужчина.

Ладно, не просто… Он гребаный центнер тестостерона, от близости которого у меня пальчики на ногах поджимаются. А еще этот его запах… Я себе и не представляла, что мужчина должен пахнуть ТАК.

Не представляла. Но этот запах кажется таким родным, что мне не хочется с ним расставаться.

— Ма-лыш-ка, — хрипит он на распев.

И этот голос. Блин, да что со мной такое?! Признаться, до сего дня я была уверена, что меня совершенно не интересуют мужчины, и секс в частности. Более того, было ощущение, что я даже побаиваюсь отношений. Но этот Руслан…

— Неужели ты совсем не боишься темноты? — тихо спрашивает он, заправляя мои влажные волосы за ухо.

— А з-зачем ее бояться? — зубы стучат от холода.

Руслан Романыч на секунду отстраняется, и через мгновение на мои плечи ложится теплый пиджак, согретый мужским теплом.

— Я вот боюсь, — продолжает он.

— Почему? — удивляюсь я.

Он производит впечатление абсолютно бесстрашного человека. Но то, что он приоткрывает мне свою душу вынуждает меня желать распахнуть ее настежь и поселиться там навсегда. Вот блин.

— Потому что однажды я потерял в темноте нечто очень важное, — и снова эта тоска в голосе.

Должно быть речь о его сыне.

— Расскажете мне? — спрашиваю.

— Однажды придется, принцесса. Я обязан все рассказать тебе рано или поздно. Но пока не хочу. Сейчас хочу просто побыть с тобой. Пока ты еще не вспомнила, что я за человек.

Эта горечь... Мне становится почти физически осязаемо больно из-за нее.

Нерешительно поднимаю в темноту руку. Касаюсь его небритой щеки:

— Вы ничем мне не обязаны. У меня уже новая жизнь. Поэтому я подожду, когда вы захотите рассказать мне все.

— Ты просто не знаешь, о чем говоришь, глупенькая.

— Может я и правда глупая. Но просто не хочу, чтобы вам было больно, — сначала озвучиваю, а потом думаю. Как всегда. Черт. Снова ляпнула какую-то неуместную ерунду. Опять в душу ему лезу. Это ведь так интимно.

— Ляль, — его большой палец нетерпеливо поглаживает мою щеку, — можно… я тебя поцелую?

Застываю в немом шоке:

— …

Долгие секунды гляжу в темноту, пытаясь увидеть его лицо, чтобы понять, в чем подвох.

И до меня наконец доходит, что речь вовсе не о том поцелуе, о котором я успела подумать. Скорее всего в лоб или в макушку, как он до этого несколько раз делал в номере. По-отечески трепетно и согревающе заботой. Не знаю, почему он вдруг решил спрашивать на это разрешение? Я ведь вроде ни разу не оттолкнула его.

— М-можно, конечно… — киваю я.

Горячие пальцы поддергивают мой подбородок, вынуждая меня поднять голову. Огромная махина склоняется ко мне навстречу, и… касается моих губ своими…

Офигеть!

Больше ничего. Он просто прикоснулся.

Неожиданно трепетно для такого великана. И даже как-то невинно.