Измена. Притворись моим драконом - стр. 12

— Да помню я, помню! — раздраженно фыркаю я и тут же закусываю губу.

Не нужно было грубить несчастному стюарду. Не его вина, что его хозяин — гнусная драконья задница.

— Конечно, Ваша Светлость, — смущается Готорн.

Когда мы подходим к нужной двери, он стучит, а на меня волной накатывает страх. Не совершила ли я ошибку, поднявшись сюда?

Одно дело волноваться в гостиной, но совсем другое — стоять на пороге спальни, где мы с Сином провели столько незабываемых ночей… Воспоминания, — яркие, как вспышки молний, — уже мелькают у меня перед глазами.

О Боги… Ужас скручивается в животе, и я уже готова броситься наутек, но из-за двери доносится одно-единственное слова:

— Войдите.

Я почти забываю, как дышать… Этот голос, его голос, я так давно его не слышала. Глубокий и властный, с оттенками высокомерия и нотками юмора. Он посылает сквозь меня сотни эмоций и пробуждает еще больше воспоминаний.

У меня была целая ночь, а потом еще полдня, чтобы подготовиться к разговору, но… каким-то образом я оказалась совершенно не готова. Мои ладони нещадно потеют, а сердце колотится где-то горле.

Я чуть не вскрикиваю, когда Готорн толкает дверь и шагает внутрь. Пытаюсь спрятаться за его спину…

— Ее Светлость герцогиня Мирандол, мой господин.

Ох, а обязательно так официально? Хотя… Наверное, это к лучшему. Но это всё равно странно. Вряд ли Синклер забыл, какой титул носит его собственная жена.

Готорн отходит в сторону, давая мне пройти. Ну, вот всё. Я смотрю на пол и словно наблюдаю со стороны, как мои ноги делают шаги. Один, потом еще один, и еще, пока я впервые за два года оказываюсь в спальне Синклера.

В воздухе витает знакомый запах его любимого елового мыла, и у меня почти подкашиваются колени. Этот аромат, в сочетании с запахом его кожи, столько раз чуть не лишал меня рассудка…

Я делаю над собой усилие и поднимаю глаза, чтобы посмотреть на мужа. Какая бы сцена сейчас не разворачивалась на его кровати, пора покончить с этим. Я смотрю туда и…

Странно. Я хмурюсь. Синклера нет в постели. Его кровать заправлена всё тем же темно-синим покрывалом, а сверху валяется дублет, но всё выглядит так, будто постелью не пользовались, ну, скажем, последний час.

Мой взгляд продолжает блуждать по комнате, пока, наконец, не останавливается на нем. Ох, какой же он всё-таки негодяй… Он надо мной издевается!

Я пытаюсь подобрать отвисшую челюсть, потому что Син стоит у потрескивающего камина, и на нем нет ровным счетом ничего. Ну, кроме белого полотенца, низко свисающего с его бедер.

Я могу увидеть всё. Его широкие плечи, точеную грудь, крепкий живот… О, праведные Боги, какой же он жестокий.

Это была плохая идея. Очень и очень плохая. Мне не следовало сюда приходить, нужно было остаться в гостиной. Потому что теперь я не знаю, какая сила в этом мире поможет мне отвести от мужа восторженный взгляд.

Син доволен до неприличия, это видно в его изумрудных глазах. А на его губах уже сияет ухмылка, которая мне хорошо знакома — слишком лукавая и самодовольная. Совершенно разрушительная. Ухмылка, способная вывернуть душу наизнанку любой женщине, если она не будет осторожна.

— Готорн, ты можешь идти, — говорит Син, не отрывая глаз от моего лица.

Я вздрагиваю. Стюард что-то мямлит и разворачивается так быстро, что я готова поклясться, что его ливрея создает маленький вихрь, когда он стремительно покидает нас.