Измена. Право на обман - стр. 28

Вот черт. Какой неудобный и сложный разговор, который касается очень непростой темы, которую надо подать правильно пятилетнему ребенку.

— И в одной кровати спали…

— Это плохо, — резюмирует Денис. — А мама знает?

— Я прятался от твоей мамы, — сцепляю ладони на столешнице в замок.

— Мама будет злиться, — шепчет Денис и добавляет, — и я тоже злюсь. Ты не любишь маму?

— Люблю, — закрываю глаза и подпираю лоб ладонями. — Господи…

— А другую? — голос у Дениса тихий и печальный.

— Нет.

— А зачем целовал?

Я молчу, потому что я не смогу объяснить Денису, что я идиот, который устал от быта, семьи и жизни, которой я теперь могу лишиться.

— Дашка сказала, что ей было интересно поцеловать Егора. И мне все равно обидно, — Денис сводит брови вместе. — И маме тоже будет обидно. Ты ей расскажешь?

— Я не знаю…

— Она любит честных мальчиков, как и другие девочки.

И меня волосы на руках поднимаются и шевелятся.

— Быть честным очень страшно, папа.

— Ты не понимаешь, сына… — едва слышно отвечаю я и выдыхаю. — Все куда сложнее, чем у Дашки с Егором.

— Ты сам должен об этом сказать маме, — Денис спрыгивает со стула. — И мама у нас хорошая. Самая лучшая мама. И да, я зол, обижен и говорить не хочу. Сейчас не хочу.

— Денис…

— Я буду думать, — разворачивается и громко топает прочь. — И думать тоже сложно, папа!

21. Глава 21. Только не это...

Выкидываю пустую бутылку в урну. Хорошая ночь. Ласковая, теплая и тихая. Отличная ночь, чтобы сейчас из ночных теней выпрыгнул маньяк и убил меня, потому что моя решительность играть в игры против мужа на исходе. И звезды такие яркие. Вот бы быть одной звездочкой.

На крыльцо бизнес-центра выскакивает Аня. Замечает меня и сжимает кулаки. Так. Кто-то тут на грани и, кажется, готов выплеснуть на меня свой праведный гнев. Я выуживаю из кармана телефон и прикидываюсь, что очень увлечена им, а на деле включаю камеру.

— Ева! — визжит Аня и спускается по ступеням, шатаясь из стороны в сторону.

— Ты в порядке?

Да вот ни черта она не в порядке. Отчаянная и опозоренная шлюха. Грязная потаскуха, которой я указала место. Ужасаюсь своей циничности и жестокости. Прет на меня пьяной и невменяемой телкой. Встряхивает спутанными волосами. Между нами шаг, и я улыбаюсь:

— Ты пришла в себя? — держу телефон так, чтобы было непонятно, что я снимаю.

— Я… — рычит и смотрит на меня исподлобья. — Я спала с твоим мужем, — взвизгивает, — ясно тебе, курица?

— Ты не в себе… — охаю я. — Он не мог… Нет… ты просто хочешь обидеть меня.

— Я спала с ним! — рявкает и скалится. — У него родинка справа от его хозяйства. Прям у основания, гадина. Симпатичная такая родинка… аккуратная…

— Я тебе не верю…

— А еще шрам под пупком от ожога… — шатается и едва стоит на ногах. — И сколько раз я его целовала…

— Нет, — я всхлипываю, а изнутри покрываюсь черной плесенью неприязни.

— Да, — усмехается и окидывает меня презрительным взглядом. — И ты… боже… какое же ты чмо, Ева… неудивительно, что у него на тебя не стоит…

Меня не трогают ее оскорбления, пусть я и поджимаю губы и будто едва сдерживаю слезы. Да и смысл обижаться на ту, которая на крыше не смогла сдержать физиологические позывы? И, кстати, от нее все еще дурно пахнет.

— Он с тобой только из-за сына… — стервозно смеется, прижимает живот к урчащему животу и сдавленно рычит, — ты для него всего лишь инкубатор, домработница, а я… А я для него женщина!