Измена. Осколки моей души - стр. 3
– Правда? – уже серьезно удивилась кухарка. – Так, а где ж, муж-то твой? Говорила, что сирота…
– Нет больше мужа. – вдаваться сейчас в подробности не хотелось.
– Так вот от чего ты все смурная ходишь. Да, что поделаешь, Еля, это ж жизнь такая. То есть мужик, то нету его. Не горюй, молодая еще, может кто покрепче подвернется. Пойдем, я тебя отведу, а то и вправду, на тебе лица нет.
Кухарка подхватила меня под локоть и подвела к небольшому чуланчику, там среди мешков и корзин я с трудом разглядела в полумраке слабое подобие кровати: что-то вроде широкой скамьи, застеленной различными тряпками. Я сомневалась, что рядом с кухней кто-то подготовил себе место для отдыха, значит, это и было пространство, в котором жила бедная сиротка Еля. Без лишних слов я опустилась на лавку, стараясь не допускать в свою голову брезгливых мыслей о вшах, клопах и общей дизентерии. Сейчас я просто усну, а проснусь уже на полу в темной кухне. С этими мыслями я закрыла глаза.
Глава 2
– Еля! Ты чего бока-то отлеживаешь? За водой иди сбегай. – ворвался голос Васи в мою коморку.
Я вздрогнула и стала с трудом разлеплять опухшие от слез глаза. По ощущению было бессовестно рано, а заснуть сразу мне вчера так и не удалось, мысли о предательстве мужа все вертелись в голове, но хуже всего мне сейчас было от того, что этот странный сон так и не закончился.
– Маришка, иди глянь, может девка-то померла? – снова раздался громкий голос кухарки.
– А чего сразу я? Теть Вась, я покойников жуть как боюсь! Вдруг там и мухи уже…
– Какие еще мухи! У меня там продукты хранятся! – я услышала приближающиеся к коморке шаги.
– Жива я, жива! – поспешила ответить женщинам, но голос прозвучал пугающе хриплым и безжизненным.
– Чур меня, бес это! – взвизгнула Маришка, когда я показалась на кухне.
– Что, так все плохо? – снова просипела я, понимая, что опухшее лицо и всклоченный волосы выглядят явно хуже, чем я надеялась.
– А ну, освяти себя знамением! – грозно пригрозила Вася, держа в руках удачно подвернувшуюся чугунную сковороду.
Я вяло прочертила на себе крест, с запозданием понимая, что совершенно не знаю, как в этом дурацком затянувшемся сне принято «освещать себя знамением». Было бы апогеем абсурда пережить здесь аттракцион: сожжение на костре гадкой еретички.
– Не бес, нашинская девка. – вынесла свой вердикт кухарка.
Я незаметно выдохнула и села на табурет.
– Кофе у вас есть?
– Чаго?
– Ну кофе, в зернах, молотый, растворимый? Сейчас мне какой угодно сгодится.
– Маришка, чаго ею надобно-то?
– Может, енто, цикорий? Да его только господари пьют.
– Ты, Еля замашки свои господаревы бросай. Бери ведра, да иди воды принеси.
– У вас что и водопровода нет? Глухое средневековье? – спросила, пытаясь побороть свое раздражение. У меня жизнь, можно сказать рушится, а я застряла в нелепом сне.
– Ох, сильно, видно, ты вчера приложилась. Все будто сызнова видишь. Есть у нас водопровод, да только вода из колодца вкуснее. То живая вода, от самой матушки земли, а это что в трубах течет откудась берется? Да и стоячая она, а всем известно, стоячая вода – мертвая вода. Ею только посуду, да полы мыть.
– Ясно. И на том спасибо. – пробурчала себе под нос и взяла два ведра.
Я поднялась по трем каменным, отполированным до блеска за годы пользования, ступенькам и оказалась в небольшом коридоре с низким потолком, впереди меня была большая дубовая дверь, а слева еще ступени. Решив, что ступени ведут в столовую, я направилась к двери и потянула на себя. Яркий солнечный свет ослепил меня на несколько мгновений, все-таки в кухне было очень сумрачно, пару маленьких запыленных окошек из мутного стекла, почти под самым потолком, слабо помогали освещать пространство. Зато чистый двор, засыпанный утрамбованным, почти белым песком, был заполнен светом и таким удивительным чистым воздухом. Я замерла на какое-то время на пороге. Для сна все было слишком реально. И плывущие пушистые облака на таком голубом небе, и солнечные лучи, проходящие сквозь мои полуприкрытые ресницы, блеск песчинок, каменная кладка старого имения и пушистый мох, прорастающий между камней. Я даже коснулась его пальцами, чувствуя приятную мягкость.