Измена. Не твои дети - стр. 30

– Вы меня… Не увольняете? – уточнила несмело, все еще сомневаясь, что Альберт Юсупович реален, а не предмет моего воспаленного воображения. Мало ли какие финты способен выкинуть мозг после наркоза.

– Ни о каком увольнении и речи идти не может. Работай. Я буду приезжать. Но не часто. Часто не смогу. – Будто оправдываясь, известили меня. Потом ему стало совсем уже неловко. Переступая с одой ноги на другую, он скользнул глазами по мне, бросил еще один взгляд на букет. Пожелал всего самого лучшего и покинул палату.

Что послужило причиной его добродушия? Чувство вины? Он решил, что своим непристойным предложением спровоцировал такие последствия?

Правдой это являлось только отчасти. Возможно, не разволнуйся я так во время нашего разговора – доехала бы до клиники прежде, чем стало бы уже слишком поздно.

Но, об этом нюансе, я Альберту Юсуповичу предпочла не говорить.

Да и сам разговор с начальником выветрился из головы со скоростью света, потому что еще через пару минут меня повезли знакомиться с двумя нетерпеливыми крошками… И думать ни о чем другом я уже не могла.

17. 16

Пять лет спустя.

– Хеппи бездей ту-у ю-ю-ю, – нестройным хором подвывали коллеги с обеих сторон. Я тоже пыталась подпевать, но больше была сосредоточена на двухэтажном торте в руках. С одной стороны он был бледно-голубым, с изображением супермена. А с другой нежно-розовый, с Эльзой из Холодного сердца. В середине уместились пять разноцветных свечей.

– Хэппи бездей, хеппи бездей, хеппи бездей ту-у ю-ю-ю-ю-ю-ю, – еще более недружно затянули коллеги, когда я подошла к столику и водрузила на него сей шедевр современной кухни. Федор, наш повар, очень старался. А то, что супермен получился не супер, а Эльза слегка кривовата – так это от большой любви к моим детям. Всем же известно, когда слишком сильно стараешься – результат выходит не очень.

Двое очаровательных крошек за столиком вонзились в торт восторженным взглядом. Всплеснули руками и начали хлопать в ладоши, попутно сверкая улыбками.

Белокурые ангелочки.

Митя и Маня.

Мой сын. И моя дочь.

В окружении ребятни - одногодок они смотрелись чуть меньше. Даже ростом пока до сверстников не дотягивали. Но выделялись не только этим. Двойняшки имели белокурые волосы. Митька любил чуть удлиненную стрижку, а у Мани волосы уже ниже лопаток спустились. Она терпеть не может прически и всегда носит в кармашке рассчесочку. Такой у нас компромисс – если волосы в беспорядке, осваиваем косички и хвостики. Дочь блюдет уговор и расчесывается чуть ли ни каждые полчаса. Со стороны, если не знать подноготной, такая зацикленность выглядит слегка странноватой…

У обоих на щеках ямочки.

А еще у моих крошек льдисто-голубые пронзительные глаза.

Надо заметить – гены бабули расцвели в малышах сочным буйством всех красок. Маня вообще вылитая бабушка в детстве.

Я сморгнула, любуясь на непосед. Спрятала сентиментальные слезы в уголках глаз, отвернувшись на миг и промокнув их бумажным платочком.

– Ну-у? – весело протянула. – Желание?

– Зелание! Зелание! – Митяня пуще прежнего захлопал в ладоши. Маруська толкнула брата под бок, успокаивая и как бы напоминая – время не терпит.

Оба замолчали в ту же секунду, повернулись друг к другу. Маруська склонилась и что-то серьезно зашептала брату на ухо.