Излом - стр. 30
– Кошёлка! На рожу свою посмотри, хуже синюшника выглядишь, а туда же, с критикой, – точно рак выпучил глаза сэнсэй.
В конце месяца на участки постоянно заглядывало начальство. В начале – больше докладывали вышестоящим о результатах. Вот и сейчас маленький толстенький Куцев, замначальника, принимавший нас с Мальвиной на работу, сунув правую руку за отворот халата, стоял около регулировщика, что-то объясняя ему. Бочаров, не обращая на шефа внимания, следил за стрелками вольтметров и амперметров, иногда подвинчивая отвёрткой винты в приборе.
– Василий Лукьянович, – окликнули Куцева контролеры.
Тот медленно и важно повернул в их сторону пухленькое толстогубое личико и захлопал глазками.
– Ба-а! Чего это он им понадобился?– удивился Чебышев.
Пилотку зам носил не как все в цеху – на солдатский манер, – одевал её поперёк, как Наполеон треуголку. У каждого свои странности. Человек без странностей вообще скучен. К этой манере давно привыкли, разве что новички поначалу удивлялись.
" Если его видели двойняшки, – подумал я, – то они здорово повеселились".
– Ну, чего крутишься? – стал пилить меня Чебышев, видимо, вспомнив нападки на исходящие от него запахи. – Работать надо.
Наконец-то наступил ноябрь.
В начале месяца цех постепенно обезлюдел: кто ушёл работать по среднесдельной – это называлось середнячок, кто – в отгулы.
В первый выходной запланировал пилку-колку дров.
Утром, выйдя на крыльцо, покосился на градусник, зябко поведя плечами.
Колоть дрова до смерти не хотелосъ.
"Надо, Серега, надо! Ведь ты же советский человек! – подбадривал себя. – Но всякая работа должна начинаться с продолжительного перекура", – принял мудрое решение.
Усевшись на пенек, стал мрачно разглядывать гору досок, которую натаскал из пошедшего под снос соседского дома. Летом пилить и колоть было лень – жарко. Оставлял эту работу на зиму. Хотя зимой тоже было лень – холодно.
– Чего сидишь не работаешь? – рявкнуло над ухом, и я
даже вздрогнул от неожиданности.
– Чтоб тебя! Подкрался как тихо, – не слишком любезно поздорововался с двоюродным Татьяниным братом – большим оригиналом. – Знал бы, что навестишь, так парадные доски бы настелил.
По рассказам жены, в юности он подавал прямо-таки гигантские надежды. С золотой медалью окончил школу, поступил в Московский университет на факультет философии, блестяще закончил и его, оставили в аспирантуре. Проучившись около года всё бросил и приехал к маме в свой родной город. Сейчас работал сторожем на какой-то торговой базе и там же, по совместительству – дворником.
– Не женился? – спросил, осторожно наступая на доски, и повёл его в дом.
– Не-а! – почесал он густую бороду. – Мне не первый год как за тридцать, но мама говорит: "Берегись этих современных девиц! – рассмеялся Философ. – Не доведут они тебя до добра!"
– Валерка! – аж запищала от радости жена, забросив свои чертежи. – Что же долго не заходил?
– Всё некогда, кузина, – поцеловал её в губы.
Меня всегда раздражала эта его привычка. Кузен нашелся!
Он был на десять с лишним лет старше Татьяны, когда-то нянчил её, поэтому вел себя, на мой взгляд, слишком вольно. Если просил её что-то сделать, например, принести, а она медлила, запросто мог шлёпнуть по мягкому месту. И что самое удивительное, жена не обижалась, напротив, ей это даже нравилось.