Изгой - стр. 10
Наконец приготовления завершились, серебряные приборы были начищены до блеска, а бутылки и бокалы – расставлены в идеальном порядке. Кит Кармайкл лежала на животе под наряженной елкой. Мимо пробегали то горничная, то мама, то Дики: что-то куда-то несли или отдавали распоряжения. Кит было ужасно некомфортно в праздничном платье с оборками, резинка на талии царапалась, волосы заплели в тугую косу, и кожу немилосердно тянуло. Вскоре суета стихла, и прислуга отправилась в кухню обедать перед приходом гостей. Родители были в библиотеке, а Тэмзин куда-то запропастилась – наверное, сидела у себя в комнате и дулась, что ей придется играть с малышами в свои одиннадцать. Лучшая часть праздника наступала вечером, после того как детей уводили по домам.
Кит перевернулась на спину и, прикрыв глаза, стала смотреть вверх сквозь еловые ветки. Ей грезилось, что она в зимнем лесу, идет снег, и снежинки, плавно опускаясь, тают на щеках и ресницах. На поляне горит небольшой костер, за деревьями поджидают волки, и в их желтых глазах пляшут отблески пламени. Вокруг тишина, слышен лишь треск костра и шум ветра в кронах сосен. Внезапно в эту воображаемую сцену ворвался шум извне: крик, звон стекла и глухой удар.
Кит продолжала лежать. Грезы разом рассеялись, на смену пришли голоса родителей и какой-то резкий звук. Девочка не шевелилась, только постаралась вжаться глубже под елку. Отец снова бил мать, и наблюдать эту сцену Кит совершенно не хотелось.
Дики часто поколачивал Клэр, это стало своего рода традицией, которую все воспринимали как должное и никогда не обсуждали. Только Кит молча глотала слезы. Когда тебе всего шесть, ты ничего не можешь изменить. Она представляла, как Дики умрет и встретится с Богом, а тот скажет: «Я знаю, как ты обращался с мамой, ты очень-очень плохой и отправишься в ад!» Дики станет ползать на коленях и умолять, но будет слишком поздно, и он угодит прямо в котел. А еще Кит мечтала, что свяжет спящего отца по рукам и ногам и отделает кочергой, невзирая на слезы и вопли, чтобы он осознал свою жестокость и попросил у матери прощения.
Кит понимала, что глупо так заботиться о матери, которая ее совсем не любит и даже не скажет спасибо, и об этом она тоже плакала, только в своей комнате, пока никто не видит. Она научилась замыкаться в себе и взяла за правило никогда не распускать нюни на людях. Тэмзин плакала часто и со вкусом, роняя крупные слезы и понурив голову, и руки сами тянулись обнять ее и утешить. Кит так не умела, ее плач был одиноким и злым, не приемлющим объятий и жалости.
Она лежала под елкой и вслушивалась, звуки из библиотеки стихли. Сердце колотилось, в груди жгло, как огнем. Кит снова принялась смотреть на елку и изо всех сил представлять зимний лес и снежинки, но ничего не вышло. Скрипнула дверь библиотеки, и послышались мамины шаги. Кит затаила дыхание. У подножия лестницы Клэр остановилась и заметила торчащие из-под елки ноги.
– Ты чего разлеглась? Платье испортишь!
Пока дочь нехотя выбиралась из укрытия, Клэр развернулась и ушла наверх, стуча каблуками о гладкие ступеньки. Кит даже не успела увидеть ее лицо, только строгую юбку и кардиган.
– Как ты мне надоела, Кит! От тебя один беспорядок! Если ты испачкала платье, бегом переодеваться, слышишь меня?