Изгнанники. Повесть о Гражданской войне - стр. 26
Блуждая, уже, казалось, потерявшись, Эдвин, отыскал, наконец, нужный вагон, купейный светло-зеленый, отделенный от остальных двумя пустыми платформами и глухими и мрачными багажными склепами по соседним путям. Железные ступени к тамбурной площадке гулко оповестили о каждом шаге. В ответ лязгнуло наверху, и из-за приоткрытой двери к нему выглянула худенькая старушка в теплом красном платке на плечах со сломанным букетом сухих шаров-георгинов. Поведя добрыми синими глазами, в которых ускользала кобальтовая поволока, она принялась стыдливо прятать беспорядочные завитки коротких сиреневых волос, выкрашенных как у многих после тяжелой болезни цветочным варом. Поднятая слабая рука в миг побагровела до рыжих и фиолетовых тонов. От стремительно наплывшего закатного зарева бледность налилась пунцовым соком. Зарозовела мочка уха, тронулись трещины сухих губ, и медью от носа к щекам разбежались игривые леопардовые веснушки. Придерживая полы голубого в тон глаз атласного платья, сильно ей, впрочем, великого, заколотого миллионом булавок, старушка поздоровалась по-французски и пригласила войти.
В просторном купе со следами вырубленных перегородок и диванов сидел на скамье у окна ее муж. Генерал. Череп его был гладко выбрит, а нижнюю половину лица совершенно скрывали седые усы и борода-трезубец, столь распушенные, что казалось, будто он подобно охотничьему псу закусил разом и бережно носил в пасти три беличьи тушки, и нельзя было понять, намеренно ли ухожена борода или хороша от природы. Вознесенные над узкими глазами черные еще брови вместе с невидным ртом придавали ему вид большого лукавца, но по длинным с заостренными костяшками пальцам, крепко вцепившимся в обложку книги цвета опавших листьев, по строгой осанке можно было угадать и железный неподвластный норов. Поверх простой солдатской формы генерал носил синий с вереницей орденов и копнами золотых погон мундир, залитый у жесткого алого воротника никак не изводившейся артериальной кровью – не стерпел по слухам чего-то от чешских солдат на полустанке.
Увидев Эдвина, он, не вставая, сдержанно поздоровался. Молчаливо возвышалась в тени за ним фигура его спутника, высокого лысеющего красноносого человека в очках, который еще в первую встречу произвел впечатление тягостное и гадкое. Это был умалишенный, по всему – из командного состава – но теперь в блестящем смоляном фраке с длинными фалдами он походил на индюшку. Он то выпячивал грудь, растопырив хвостом за спиной ладони, то резко в пояс кланялся, словно собирался клевать с пола. Во время бесед «полковник», как однажды обратился к нему генерал, не переставая подпрыгивал и перебивал, задорно декламируя стихи и распевая по-русски.
– Мое почтение, господа – учтиво произнес Эдвин, опустив мешок – как и обещал, доставил сегодня отменный свежеиспеченный хлеб. Белый. Более полутора тысяч фунтов. Сейчас его разгружают у балластных вагонов.
– Вы садитесь, пожалуйста, сударь – сказала старушка и указала на стул без спинки в центре купе – Желаете кофе? Можно распорядиться. Тут при нас солдатик теперь, он сварит.
– Благодарю, но откажусь. Вижу, мадам Кавковская, вы счастливо поправились. Очень рад. Так Вам к лицу красная накидка, придает совсем здоровый вид.
– Правда, что счастливо – улыбнулась она – знаете, ведь меня спасли добрые люди и здешнее потрясающее изобилие. Китайские дети каждый день ходили, приносили с рынка овощи и мандарины. Молока в округе не достать, и вот мой муж давил сок собственноручно. А когда узнали, что я и не встаю совсем по болезни и есть не могу, стали передавать зеленое пюре в прелестных стеклянных баночках от конфитюра. Как открыл наш фельдшер – это пассированная смесь из шпината и морских водорослей. Лекарственная, богатая йодом, солью и даже вкусная.