Избранные. Религиозная фантастика - стр. 23
Клэр дернула плечом, недовольная его проницательностью. Потом вынуждена была признать:
– Ну что ж, мистер, вы читаете меня как открытую книгу. Да, все так, только не пианино, а скрипка. И я действительно из Бостона. А на Аляске я потому, что с детства мечтала о Крайнем Севере, фантазировала об участии в полярной экспедиции. Моими героями были Пири и Нансен.
– А родители – они одобряли это увлечение?
– Куда там, мне даже хаски не дали завести – у мамы аллергия на собак. А вот учиться на врача – это отвечало их представлениям о правильном выборе пути.
– Я думаю, они имели в виду частную практику в богатом пригороде, – ухмыльнулся Дэвид.
– Ага! – уже теплее рассмеялась Клэр. – Ну, а я пошла работать в громадный госпиталь, да еще в реанимацию. Мама была в ужасе.
– А отец?
Она помрачнела и замолчала. Молчал и Дэвид.
Наконец она нехотя выдавила:
– А отцу плевать. Он бросил нас, когда мне было четырнадцать, ради женщины помоложе.
– А, понятно…
– Вот что вам сейчас понятно?! – мгновенно разъярилась она.
Он тоже рассвирепел:
– Понятно, почему вы ненавидите мужиков! Потому, что папочка вас бросил! Небось, не ходил на ваши гребаные скрипичные концерты!
Его реакция странным образом остудила ее гнев. Помолчав, она процедила:
– Да, не ходил – я отказалась общаться с этим предателем. Только я не ненавижу мужиков, как вы выразились. Я просто испытываю к ним мало уважения – потому, что почти все они позволяют примитивному инстинкту размножения руководить собой, думают членом.
– О, да мы не верим в любовь!
– Именно, мы не верим в любовь!
– А вот тут вы правы, – неожиданно легко согласился он. – Никакой чертовой любви и в самом деле не существует. То, что мы за нее принимаем – морок, опьянение, тот самый инстинкт. А когда эта хрень развеивается…
– Что, имеете опыт развеивания? – саркастически вопросила она.
– А вот это не ваше дело! – отрубил Дэвид.
– Ну ясно, после того, как вытянули из меня личную информацию… очень благородно!
Он молчал, не давая себя спровоцировать. Тогда она зашла с другой стороны:
– Да ладно, Дэвид… Вы же сами сказали: есть шанс, что я – последний человек, которому вы можете открыть душу. Колитесь, вас бросила какая-нибудь красотка?
– Откуда это любопытство? Вас что, часто бросали?
– Ну уж нет, я никому не давала такого шанса. Пример мамы научил меня многому. Мои отношения с мужчинами носят прагматичный характер.
– Что, секс без привязанности?
– А-га. И расставание при первых признаках эмоционального вовлечения. Очень удобно.
– Я шел к этому дольше, чем вы… Хотя пример моих собственных родителей тоже не особо счастливый.
– Тоже развелись?
– О нет, все наоборот. Они ужасно любят Иисуса и поэтому завели семерых детей, которых любят существенно меньше.
– Считается, что большая семья – это хорошо.
– Не в нашем случае, – скривился он. – С малолетства пахать на ферме, молиться, размножаться, как кролики, снова молиться и опять пахать на ферме… Я был седьмым ребенком и, закончив школу, уже знал, что такая жизнь не по мне. Так что я – плохой сын, свинтивший из дому, вместо того, чтобы корячиться на кукурузном поле в Оклахоме.
– И… поехали попытать счастья в Голливуд?
– Смешно, – одобрил он ее чувство юмора. – Нет, я завербовался в армию.
– Ну, разумеется, – вздохнула она, зябко поеживаясь и пряча руки под мышками. У Дэвида тоже зуб на зуб не попадал от холода. Он отхлебнул еще немного из термоса и протянул его Клэр.