Избранные произведения. Том 3 - стр. 45

– Я тоже… – прошептала Мунира. Потом открыла сумочку. – Это мой подарок. А ты пришлёшь мне оттуда уже в форме. – Она протянула Галиму свою фотографию.

– Мне?.. – Галим сиял от счастья. – Спасибо, Мунира!

Карие глаза девушки доверчиво поднялись на Галима, и взгляд этих глаз говорил несравненно больше, чем сдержанная надпись на карточке.

Галим чуть привлёк её к себе и первый раз поцеловал.

Утром друзья всей компанией провожали Галима до военкомата. Они долго дожидались, пока машины с будущими моряками, пехотинцами, артиллеристами выедут из ворот, направляясь в сторону вокзала.

Галим помахал фуражкой, – голова его была острижена под машинку.

– Хаерле юл! Счастливого пути! – закричали все дружно.

И долго, пока видна была машина и в ней Галим, Мунира махала белым платком.

В самом конце июня 1941 года авиаразведка обнаружила в Баренцевом море большой караван германских транспортных судов с сильным охранением. Наперехват неприятельскому каравану вышла советская подводная лодка под командой старого североморца капитан-лейтенанта Шаховского.

Поиски противника продолжались уже несколько дней. Кораблю часто приходилось погружаться, скрываясь от самолётов врага, затем снова возвращаться на поверхность.

Только что подводная лодка всплыла в сизом безветренном сумраке полярного «утра». Бурное, злое Баренцево море, каким привык его обычно видеть капитан-лейтенант, сегодня было неузнаваемо. Волны перекатывались тихо, лениво.

На мостике стояли командир Шаховский и штурман. Широкоплечий капитан-лейтенант, крепко расставив ноги, оглядывал горизонт, изредка обмениваясь со штурманом отрывистыми фразами.

Там же находился смуглый юноша. Это был вахтенный сигнальщик Галим Урманов. Он ушёл на фронт добровольцем, так и не успев закончить училище. Его направили на подводную лодку. В душе Галим был рад этому назначению. Наконец-то и на его долю выпали серьёзные испытания, к которым он готовил себя ещё со школьной скамьи. Что бы сказал сейчас маленький комсорг из девятого класса «А», усомнившийся на памятном для Галима собрании в его мужестве? В момент, когда над родиной нависла серьёзная опасность, может ли быть у комсомольца Урманова ещё какое-нибудь желание, кроме того, чтобы немедленно схватиться в бою с коварным, изворотливым противником?

Как пристально не всматривался Галим, горизонт был пуст. Неужели корабль вернётся на базу, так и не встретив ненавистного врага? От нетерпения и досады ему даже чудилось, что виноваты во всём Шаховский со штурманом – слишком они медлительны и спокойны. Будь командиром корабля он, Урманов, ни одному вражескому транспорту не уйти бы от наказания.

Как и все краснофлотцы, Урманов с минуты на минуту ожидал сигнала атаки. Вместо того изо дня в день в центральный пост повторно передаётся: «Горизонт чист».

В воздухе послышался приближающийся шум моторов. Из облаков вынырнули немецкие самолёты.

Лодка быстро погрузилась.

Галиму казалось: самолёты вот-вот начнут забрасывать лодку бомбами.

Он почувствовал стеснение в сердце и с трудом подавил инстинктивное желание втянуть голову в плечи. Обожжённое морскими ветрами смуглое лицо Галима будто сразу потускнело. «До чего же томительно долго падает бомба!»

Но подлодка спокойно продолжала путь.

Недовольный своей вахтой – опять простоял «впустую», никаких встреч и на этот раз, – Галим вошёл в отсек, не раздеваясь лёг на откинутую койку и, положив голову на скрещённые руки, крепко зажмурил глаза.