Избранное. Статьи, очерки, заметки по истории Франции и России - стр. 31

По сведениям французов, корсиканцы потеряли от пятисот до шестисот человек убитыми и ранеными. В полон взято их восемьдесят человек. Французский же урон состоит из трех офицеров и около семидесяти человек рядовых, но о сем точных донесений еще не получено. Думают, что сия битва может быть решающей в покорении корсиканцев в непродолжительном времени, потому что они потеряли трех надежнейших своих полководцев, особливо славного между ними дон Карлоса. Но вряд ли сдадутся они так легко. По крайней мере, приготовления Паоли, который обложил всех поддерживающих его жителей чрезвычайными податями, свидетельствуют, что они готовятся к упорной обороне.

Прибывший курьер при мне рассказывал, что войска с обеих сторон дрались с особой яростью и будто бы зверство корсиканцев до того дошло, что они, поймав одного французского офицера, привязали его к дереву и разложили перед ним огонь, а другого солдата искололи кинжалами. Сколько сей народ еще ни дик, все же трудно поверить в такое его варварство. Впрочем, из такой их лютости можно заключить, что они в самом деле до последней капли крови вольность свою защищать будут, за что они уже столько лет воюют.

На другой день по получении сего известия господин Шовелен, коему поручено предводительство тех войск в Корсике, откланялся от двора и вчера выехал из Парижа», – завершал свою реляцию Н.К. Хотинский[87].

Начало военных действий между французами и корсиканцами не повлияло на сдержанную позицию Великобритании, ограничившейся незначительной финансовой поддержкой повстанцев и некоторыми символическими жестами военно-политического характера. 21 августа 1768 г. Хотинский сообщал в Петербург о распространившемся среди дипломатов в Париже слухе, будто «один английский корабль высадил в корсиканской гавани Зола Росса трех английских офицеров, посланных якобы лондонским министерством к Паоли. Но о характере их поручения никто ничего не знает»[88]. В то же время русский дипломат, сославшись на достоверные сведения, подтвердил неизменность сдержанной позиции британского кабинета по корсиканскому делу[89].

Победа при деревне Барбаджио, одержанная французами над корсиканскими повстанцами, ошибочно была оценена в Версале как окончательное поражение Паоли. 1 сентября 1768 г. Людовик XV подписал эдикт, объявлявший Корсику французской провинцией, о чем русский поверенный в делах поспешил известить свой двор, как только получил текст королевского эдикта[90]. «Вместе с оным, – уведомлял Хотинский императрицу в реляции от 18 сентября 1768 г, – маркизом Шовеленом опубликованы там (на Корсике. – П.Ч.) две другие декларации, из коих первая извещает, что всякое укрепленное или стеной окруженное место, которое не сдастся при первом требовании, буде предано грабежу французских войск. Вторая декларация запрещает всем корсиканским корабельщикам выходить в море иначе, как под французским флагом, и [предупреждает], что в противном случае будут с ними поступать как с морскими разбойниками»[91].

Хотинский писал, что текст королевского эдикта о присоединении Корсики к Франции, а также две декларации маркиза Шовелена немедленно были посланы к Паоли, который, в свою очередь, не замедлил уже 2 сентября со своеобразным ответом. Во-первых, по словам Хотинского. на созванном Паоли Верховном совете Корсики «королевский эдикт и обе декларации изодраны и истоптаны были всеми шефами, которые при выходе из Совета кричали изо всех сил народу: Guerra! Guerra!». Во-вторых, Паоли переслал французам вместо ответа собственный манифест, в котором категорически отверг, как правомерность франко-генуэзской сделки относительно Корсики, так и французскую аннексию острова. В манифесте предельно четко говорилось о твердом намерении корсиканцев воспрепятствовать любым попыткам ввергнуть их в новое рабство