Избирательный долг - стр. 23

– Конечно, судимый, – серьезно кивнул Шума, который и ухом не повел, когда капитан панибратски перешел с ним на «ты». – У нас в семье все такие. Прадеда в гражданскую трижды судили и, может быть, судили бы еще раз, если бы его раньше не повесили на ближайшем дереве не то синие, не то зеленые. Деда судили в тридцать седьмом, а когда он в сорок первом вернулся, его опять судили, потому что он не исправился и в первый же день после освобождения проломил голову отчиму моего отца и отбил мягкое место пониже спины моей бабке. Отца тоже судили, когда он срезал на судне, где служил моряком, медный кабель и сдал его в металлолом. А меня судили за велосипед, который я на самом деле не крал, а просто одолжил, чтобы покататься. К сожалению, служители Фемиды не всегда вникают в подробности, и мелкие детали, типа той, что я вам рассказал, укрываются от внимания судьи. Законов стало так много, что у судьи просто не хватает времени на то, чтобы все их изучить. А что-то делать надо, ведь подсудимые так и идут к ним нескончаемой чередой. Меня самого судили очень быстро. Но я не в обиде на закон. Я же понимаю, что судье на память выучить все нормы очень трудно. Да и какой смысл учить, если завтра примут другой закон, а этот отменят? Даже обидно за судей, им-то приходится пользоваться тем, что придумывают другие люди, некие законодатели. По мне, так дай судьям волю, и они сами бы что-нибудь придумали. А то им без конца приходится изворачиваться, чтобы найти подходящую статью и осудить обвиняемого. А еще бывает так, что новый закон принимают, а старый забывают отменить. Вот тогда начинается настоящая потеха. Подсудимый, можно сказать, на таком суде играет в «русскую рулетку». Все зависит оттого, какой закон судья лучше знает или больше любит. По одному, например, подсудимого могут признать невиновным, а по-другому – виновным. Понятное дело, судебная система только начинает привыкать к этой неразберихе, и тренируется на таких, как я. А мне-то что? Можно сказать, что я превосходно провел время в спецшколе, там у меня появилось много новых друзей и занятий. В конце концов, там я научился курить в затяг. А еще судьям мешают адвокаты, иногда такие вредные и въедливые типы попадаются, что просто непонятно, как их вообще в суд пускают. И откуда они только берутся?

– М-м-м… – промычал капитан Малинин, который никак не мог перехватить инициативу в разговоре и даже не мог определиться с тем, как ему следует обращаться к допрашиваемому, на «ты» или на «вы». – Скажите, а сколько вам лет?

– Маманя говорит, что двадцать два, – с готовностью ответил Шума. – А батяня говорит, что или больше, чем двадцать два, или я не его сын.

– Не понял? – нахмурился Малинин.

– Понимаете, батяня был в дальнем плавании, когда я родился, – терпеливо пустился в объяснения Шума. – Но он все подсчитал. По его расчетам, если я его сын, то мне не может быть двадцать два года. Может быть почти двадцать три, а если это не так, то получается, что маманя времени даром не теряла, пока он ловил рыбу в океане. Маманя говорит, что батяня считает неправильно, потому что она носила меня не девять месяцев, а полтора года, так как не хотела торопиться с родами и желала сделать сюрприз к возвращению моего отца. А батяня говорит, что это у нее хорошо получилось, и что сюрприз она ему все-таки сделала. Иногда он ее даже за это поколачивает. Но только тогда, когда примет на грудь. А когда он трезвый, то наоборот, маманя лупит батяню. Иногда сковородкой. Звенит так, что даже участковый заходит. Бабушка, та, из-за которой деда расстреляли, говорит, что это называется семейной гармонией и велит мне найти такую же умную жену, как моя маманя.