Итальянский след - стр. 34
– Вдвое меньше, Валя.
– И что из этого следует?
– Из этого следует, что мы с тобой столкнулись не просто с убийством невинной женщины, не просто с исчезновением прекрасной девушки Светы, не просто с плиточником Величковским. Какая-то громоздкая глыба чувствуется за всем этим. Элеонора Юрьевна со своей водкой, плиточник со своим блудом, Света со своей непонятной подругой, которую обнаружили без всяких признаков жизни… Теперь вот ремонт моей собственной квартиры, – закончил Пафнутьев уже чуть другим тоном, и Худолей понял – начальство шутит.
В этот момент раздался телефонный звонок. Пафнутьев быстро поднял трубку.
– Внимательно вас слушаю!
– Привет, Паша, – завопил Шаланда.
– О, Жора! Рад слышать твой голос!
– Так уж и рад? – настороженно спросил Шаланда, опасаясь розыгрыша.
– А я всегда! – заверил Пафнутьев. – Я же знаю, что по плохому поводу беспокоить не станешь. Если звонишь, значит, случилось что-то радостное, необычное!
– Случилось, – негромко произнес Шаланда. – Труп, Паша.
– Молодая прекрасная женщина? – спросил Пафнутьев, еще секунду назад не думая ни о чем подобном.
– Да, Паша… Молодая и прекрасная. Ты уже знаешь? Кто-то меня опередил?
– Что, угадал?! – Пафнутьев потрясенно откинулся на спинку стула. – Кошмар какой-то!
– Ты в самом деле ничего не знал, Паша? А я подумал, что шутишь… Извини, конечно. Так вот, Паша… Удар по затылку и ножом по шее. Тебе это немного знакомо, да? И это, Паша… У нее в руке зажат нож… Причем так странно зажат… Она держит его за лезвие.
– Голая? – спросил Пафнутьев.
– Одежек на ней я не заметил. Никаких. Наши ребята прикрыли какими-то тряпками, что под руку подвернулось… А так чтобы на ней, то ничего нет. У тебя не завелось мыслишки какой-нибудь по этому поводу?
– Есть, но ни одной приличной.
– У меня тоже, – пожаловался Шаланда.
– Один вопрос, Жора… Ты ведь был на месте обнаружения этой находки?
– Ну?
– Она это… Светленькая?
– А ты откуда знаешь? – У Шаланды была одна особенность: то ли слабость, то ли достоинство – не мог он в разговоре произнести ни слово «да», ни слово «нет». Как-то обходился, выкручивался, и, надо же, удавалось, хотя многих это раздражало.
Трудно сказать наверняка, что за этим стояло, но постоянная необходимость брать на себя ответственность выработала в нем эту привычку. Ведь всегда можно потом, при новых вскрывшихся обстоятельствах сказать с чистой совестью – я этого не подтверждал, я этого не отрицал, я вообще своего мнения не высказал, потому что у меня к тому времени не было мнения, да, я не могу себе позволить, как некоторые, судить с кондачка, поскольку знаю, что за каждым моим словом судьбы людские, а не хухры-мухры махорочные!
Возможно, дело было в этом, а скорее всего, в другом – подшучивали над Шаландой, разыгрывали его, за спиной пальцем на него показывали и делали при этом непристойные телодвижения. Во всяком случае, так ему казалось, и потому он осторожничал, понимая, что хотя соображает неплохо в своем деле, получше других, но гораздо медленнее, гораздо. Отсюда и привычка на вопрос отвечать вопросом, как бы уточняющим, как бы и с согласием, но в то же время и с сомнением. Такой человек, куда деваться, не самый, между прочим, плохой человек, и недостаток этот тоже не из самых тяжких.
– Догадываюсь, – ответил Пафнутьев.