История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции - стр. 96
Так и оказалось на самом деле, как пророчествовала О. Фрейденберг.
«Из людей, читавших роман, – писал Б. Пастернак С. Чиковани 14 июня 1952 года, – большинство всё же недовольно, называют его неудачей, говорят, что от меня они ждали большего, что это бледно, что это ниже меня, а я, узнавая всё это, расплываюсь в улыбке, как будто эта ругань и осуждение – похвала» (Вопросы литературы. 1966. № 1. С. 193).
20 октября 1952 года у Бориса Пастернака случился обширный инфаркт, два с половиной месяца он провёл в Боткинской больнице. После выздоровления – «Фауст» в издательстве «Художественная литература» и 10 стихотворений из «Доктора Живаго» в журнале (Знамя. 1954. № 4), вызвавшие положительные и критические оценки. В конце 1955 года Борис Пастернак узнал о смерти Ольги Фрейденберг и внёс последние исправления в роман «Доктор Живаго», переданный для публикации в журналы «Новый мир» и «Знамя». Одновременно с этим он передал роман в «Литературную Москву», а 12 июля 1956 года в письме К. Паустовскому заметил: «Вас всех остановит неприемлемость романа, так я думаю. Между тем только неприемлемое и надо печатать. Всё приемлемое давно написано и напечатано» (Пастернак Е. Борис Пастернак. С. 632). Э. Казакевич и В. Каверин, как составители сборника, отвергли роман. В сентябре 1956 года члены редколлегии «Нового мира» А. Агапов, Б. Лавренёв, К. Федин, К. Симонов и А. Кривицкий написали многостраничный отзыв, по существу отказ в публикации романа. Сейчас даже смешно приводить аргументы этого письма, в основном написанного К. Симоновым, служившим и Сталину, и Хрущёву, и Брежневу, угождая их литературным пристрастиям. Всё так пристрастно, наивно, в угоду сиюминутным партийным установлениям.
В 1956 году вышла повесть Б. Пастернака «Люди и положения», о которой высоко отозвался в своих записках Г. Свиридов: «Слова Пастернака о Есенине поразили меня. Ничего подобного по точности, по справедливости, тонкости восприятия (что совершенно неудивительно потому, что это слова подлинного поэта, говорящего о поэзии), по благородству собственной души, способной восхищаться красотой самозабвенно. Чувству соперничества, какого-либо выпячивания справедливости собственной поэтической платформы – здесь нет места. Он выше этого. Восторженная душа поэта чиста» (Свиридов Г. Музыка как судьба. М., 2002. С. 331—332).
23 октября 1958 года Нобелевский комитет присудил Борису Леонидовичу Пастернаку Нобелевскую премию «За выдающиеся достижения в современной лирической поэзии и на традиционном поприще великой русской прозы». Друзья и родные были очень рады присуждению премии, ведь не только сам поэт получал эту премию, но и вся современная русская литература. Но не так это поняли в высших правительственных кругах и отдали распоряжение наказать Б. Пастернака за присуждение ему этой премии, расценив её явлением антисоветского порядка. На очередном заседании Президиума Правления СП СССР Б. Пастернака исключили из членов писательского союза, посыпались злые статьи и рецензии, которые не хочется называть, посыпались письма трудящихся с осуждением и Пастернака, и Нобелевского комитета. В Союз писателей Б. Пастернак не пошёл, но прислал большое и доказательное письмо, в котором говорил, что премия это не только его, но и всей русской советской литературы. Вызывали Б. Пастернака к генеральному прокурору и в ЦК КПСС, где предъявили ему статью об измене родине, выразили ему своё недовольство и потребовали отказаться от премии. После всего этого Б. Пастернак направил в Швецию телеграмму: «Ввиду значения, которое приобрела присуждённая мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я вынужден от неё отказаться. Не примите в обиду мой добровольный отказ». Дж. Неру позвонил Н. Хрущёву и пообещал, что станет во главе комитета защиты Пастернака. ТАСС тут же сообщило, что Б. Пастернак может выехать в Швецию. Но это были только слова, обещание, которое на деле не подтвердилось.