История московских кладбищ. Под кровом вечной тишины - стр. 43
Упрекнуть генерала Епанчина в нелюбви к монархии и царской фамилии уж никак невозможно: это был чуть ли не единственный из военачальников, кто в марте 1917-го выступил решительно против отречения Николая. Генерал Епанчин, по собственному его признанию, на службе у императоров всегда исповедовал такое правило: «Делай все, что прикажет начальник, а против Государя не делай».
К смерти Сергея Александровича даже царская семья отнеслась довольно-таки безучастно. Из всех Романовых на его похоронах присутствовал лишь какой-то Константин Константинович, двоюродный брат покойного. Вот, как об этом пишет генерал Епанчин: «Никто из Августейших Особ не приехал на похороны Великого князя Сергея Александровича, даже родные братья, и, мало того, они считали, что Великий князь Константин Константинович их подвел, ибо своим присутствием на похоронах как бы подчеркнул их отсутствие».
«Москва отнеслась к мученической кончине Великого князя Сергея Александровича недостаточно тактично, – вспоминает дальше генерал Епанчин. – Мне говорил мой товарищ по полку, …что, будучи в Москве проездом в день убийства Великого князя Сергея Александровича, он вечером обедал в „Славянском базаре“ и весьма удивился, что там гремела музыка; на его вопрос, почему это так, ему ответили: „Никакого распоряжения не было“, – а вернее сказать – не было ни такта, ни чувства к покойному…» Теперь зато появились и чувства, и такт.
Великий князь был похоронен в Кремле, в Чудовом монастыре. На месте его гибели у Никольских ворот установили памятный крест, выполненный по проекту В. М. Васнецова. Крест этот простоял ровно десять лет и был снесен лично председателем Совнаркома В. И. Лениным. По воспоминаниям первого коменданта Кремля, однажды – это было аккурат на 1-е мая 1918 года, – кремлевский мечтатель шел с товарищами по Кремлю, мечтал, как обычно, шутил, рассказывал анекдоты, и вдруг оборвался на полуслове, замер: перед ним стоял величественный крест-распятие с херувимами под высокой сенью. Но, быстро справившись с чувствами, Ленин с характерным своим лукавым прищуром спросил у коменданта, как же он мог в самом Кремле оставить этот контрреволюционный символ? «Декрета не читали?! – вдруг опять посуровел Ильич. – Все памятники царям и их слугам – долой! Пролетариат должен решительно снести всю эту мерзость, напоминающую о самодержавии!» – «Виноват, Владимир Ильич! Не углядел! Не успел! – запричитал незадачливый комендант. – Рабочих рук не хватает. Мы ж эти памятники валили, валили… Без счета. Себя не щадим вовсе! – В глазах честного служивого блеснула влага. – Уж я его завтра, сейчас!..» – «Ну ладно, ладно, товарищ, – отошел Ленин. – В честь Первомая не будем вас строго судить. Потом… Так, говорите, рабочих рук не хватает? А вот они – руки. – Он показал на своих спутников. – Они у нас хоть не рабочие, но для такого дела и их не пожалеем. Как, товарищи? – задорно обратился Владимир Ильич к окружающим. – Поможем?» В ответ ему раздался дружный недовольный ропот: «Пусть этим обслуживающий персонал занимается. За кого он нас принимает? Мы что же, для того власть брали, чтобы теперь исполнять черную работу? Увольте!» – «Прекратить прения! – урезонил их Ленин. – А ну тащите веревку! Успеем до демонстрации!» Комендант мигом принес веревку. Владимир Ильич этаким ловким, отработанным движением сделал петлю и закинул ее на крест. Все, кто был рядом, ухватились за конец, потянули. «А ну, дружнее!» – кричал Ленин. Крест накренился, на секунду застыл, словно противился своей участи. «Еще разик! – скомандовал неугомонный заводила. – Даешь!» Совнарком поднатужился, дернул из последних сил… и медная махина гулко грохнула о булыжник. Победители креста ликовали, пинали его. «Долой с глаз! – кричал на весь Кремль Ленин. – На свалку!» И так и не отступился, пока не дотащил крест до самой помойки.