История моей жизни, или Полено для преисподней - стр. 5
Можно ли сомневаться, что мне, мальчишке, выросшему на улице, неоднократно доводилось быть покусанным дворовыми собаками. Впервые со мной это произошло именно в Даугавпилсе. И с какой же радостью мчался я в медсанчасть на очередной укол от бешенства, зная, что в качестве поощрения получу от мамы кулёк сладких разноцветных горошин – поливитаминов.
А ещё в эту пору я любил лимонад, продававшийся в магазине, расположенном со стороны фасада в первом этаже нашего дома. Такого лимонада я больше никогда не пил. Холодный и шипящий он сильно шибал в нос и обдавал резкой леденцовой с острой кислинкой свежестью. А неповторимость и вкуснота его заключалась в красивых бутылках, оборудованных белыми фаянсовыми пробками на захлопывающихся пружинках.
Именно в Даугавпилсе я принёс с улицы первый мат – слово, обозначающее гулящую женщину. Впрочем, тогда мне были неведомы ни значение этого слова, ни его лексическая принадлежность. Да и само понятие мата для меня ещё не существовало. Просто услышал, запомнил, пришёл и повторил. Ситуация, лаконичной тривиальностью напоминающая знаменитый афоризм Юлия Цезаря.
В пять лет я начал курить. Однако старший брат, застав младшего с папиросой в холодном и грязном общественном туалете неподалёку от дома, так съездил мне по физиономии, что разбил губу. Больно, конечно. Зато отучил раз и навсегда.
Уже тогда в моей душе присутствовала некая поэтическая струна. Иначе разве могло бы такое произойти, что в пятилетнем возрасте, услышав «Конька-горбунка», прочитанного мне по книге с великолепными цветными иллюстрациями, я испытал блаженство, в дальнейшем не имевшее даже приблизительных аналогов? Что-то ослепительно яркое, волшебное, несказанно прекрасное!
Тогда же в Даугавпилсе я впервые побывал в театре. Пьеса, которую тогда увидел, называлась «Аленький цветочек». Помню и дорогу туда на трамвае, в который мы сели сразу по выходе из крепости. Всё ещё живы во мне и красочные картины спектакля, и то сладостное ощущение, которое я испытал, с затаённым дыханием наблюдая за неспешно разворачивающимся действием. И главными составляющими этого ощущения были восторг и изумление – давно любимая мною сказка ожила!
В детские годы художественное слово чаще всего приходило ко мне через семейные чтения. Каждый вечер папа непременно собирал всю семью и читал нам книги прекрасных зарубежных авторов. В возрасте 4–8 лет я услышал от него «Давида Копперфильда» Диккенса, «Айвенго» Вальтера Скотта, «Графа Монте-Кристо» Дюма, а также знаменитые книги Фенимора Купера: «Последний из могикан» и «Зверобой».
Читал нам папа и произведения современных авторов вроде повести «Сержант милиции» Ивана Лазутина, что было хотя и реальнее, но не менее интересно. Блаженство очаровательного вымысла уже тогда умело переполнять мою душу и гипнотизировать волю.
Не помню, чтобы я о чём-то из услышанного переспрашивал, чего-то не понимал. Всё было ярко, зримо, благородно и прекрасно. Даже самые талантливые и помпезные экранизации этих романов, впоследствии мной увиденные, не идут ни в какое сравнение с тем, что прямо с книжных страниц входило в моё свежее отзывчивое воображение.
В раннюю пору, возможно, через эти романы проникал в моё сознание и некий эротизм. Едва ли ни с двух лет я постоянно влюблялся. А в четырёхлетнем возрасте некой понравившейся девочке подарил найденную где-то на свалке коляску для кукол, после чего завёл в сарай и, не прикрыв дверь, поцеловал в попку. Девочка, разумеется, рассказала об этом странном приключении своим родителям. Ну, а те в изумлении и тревоге – моим…