История медицинской лавочки - стр. 13
– Она иной раз приходила в шахтоуправление, где я работал. Все мужики, видя ее, начинали сходить с ума.
– Не удивительно. А ты?
– А я что, не мужик?! Как-то спросил ее: «Красавица, вы все время ходите с рюкзачком. Уж не ангельские ли крылышки прячете там?
– Так и сказал?
– Само вырвалось. А она в ответ: «Иван Петрович, если хотите, рюкзачок можно и снять. Тогда и увидите, что находится под ним». И так улыбнулась, что я сразу понял, она позволит снять не только рюкзачок.
– Ох, и плутовка! – мечтательно вздохнул Аникеев.
– Еще какая, – согласился Егупкин. – Я тогда совсем потерял голову. Она взяла меня за руку и повела к себе домой, словно теленка. Живет она в центре города, в роскошной квартире. Живет одна – уточнил Егупкин. – Только мы переступил порог, я словно оказался в раю. Ароматы цветов, точно в оранжерее. Даже голова закружилась. В прихожей стояла вешалка для одежды, где висели ее яркие плащики, а сверху – полка, на которой лежали штук семь разноцветных шляпок в виде букетиков. Этими шляпками она всех мужиков с ума сводит.
– И женщины, наверное, завидуют.
– Само собой. Только вошли в квартиру, она обернулась ко мне и бросилась на грудь.
– Прямо на пороге?
– Не сходя с коврика. Обняла и говорит: «Ванюша, убедись, что я без ангельских крыльев». Я обнял ее, провел рукой по спине под рюкзачком. Она затрепетала, словно листок на ветру, и пошла в спальню, приглашая за собой. Я сдернул с головы картуз, бросил на полку с ее шляпками. Одна шляпка свалилась вниз, я поднял ее и замер… Шляпка изнутри была выложена черных бархатом, а в бархате два конусных углубления! Ошибиться было невозможно. Углубления предназначались… для рожек. Шляпка надевались на рожки, тем самым скрывая их. Я поднял голову и увидел, что Клавдия в это время стоит в проеме двери, ведущей в спальню. Стоит обнаженная, только шляпка на голове. Она увидела, что я держу шляпку тыльной стороной и разгадал ее тайну. Лицо ее исказилось от боли. Меня от этой гримасы словно взрывом отбросило в дверь. Уже на лестнице я услышал, – а может, мне только почудилось – ее громкие рыданья.
Вот и все, что я знаю, о Клавдии, – завершил свой рассказ Егупкин.
Аникеев перекрестился.
– А ты трезвый был в тот день?
– Как стеклышко. Хотя потом пару дней не просыхал.
– Она ко всем пристает, или только к тебе?
– За других не знаю. Но если бы у нее было что-то с другими, в городе знали бы.
Не успел Егупкин окончить историю о Клавдии – руководителе социальной службы, как рядом с ними остановился еще один автомобиль. Это был мерседес Веденской. Таисия вышла из машины, сдержано поздоровалась и протянула Егупкину желтый листок – его армейское письмо.
Егупкин взял листок, углубился в чтение. Веденская стояла рядом, готовая ринуться в бой, если он вздумает отказаться от авторства.
Егупкин именно так и поступил. Но сделал это вовсе не с горячностью, а с благодушной улыбкой. Егупкин ткнул пальцем в листок.
– Таисия, букву «д» я никогда не пишу хвостиком вниз. Здесь она висит… – как именно висит хвостик, Егупкин не уточнил. – И «ж» тоже не моя. Если решила подделать письмо, так хотя бы сначала почерк изучила!
Веденская выхватила письмо из рук Егупкина, внимательно уставилась в него. Предполагаемый автор свесился через ее плечо и указал еще на одно несоответствие.