История Аквариума. Книга флейтиста - стр. 15
Сложности такой постановки вопроса заставили несколько переосмыслить взгляды на многое из того, что нравилось делать, в отношении к тому, что нужно обязательно делать в театре.
В театре многое просто «нужно делать», а уже потом рассматривать это в категории «нравится делать». Именно такая постановка вопроса и обрекала театральные эксперименты «Аквариума» на умирание. Не потому, что по своей сути «Аквариум» – сообщество людей, что не собираются ничего делать из того, «что нужно», а потому что на тот момент еще не пришло время обрасти таким количеством условностей, что он, этот театр, за собой несет. Требовалась полная свобода, а театр ее не давал. Он, как известно, свободен только внутри себя, а снаружи очень несуразен и трудоемок…
Как в этом всем был хорош наш странный и, казалось, вечный знакомый Толик Ромм[24] по прозвищу Китаец. Как известно, получил он его после своего посещения тех мест. Обладатель изысканного баритона, Толик очаровательно пел романсы, был окружен смышлеными девушками приятной наружности и знал толк в напитках. К тому же жил в основном один и от этого был рад гостям. Может быть, благодаря ему в нашем сознании смогли хоть на время объединиться эти несовместные понятия – рок-музыка и театр.
И не ропщи, читатель! Я не оговорился – они несовместимы. В рок-музыке возможна лишь театрализация, а театр хочет лишь утилитарно использовать рок-музыку.
И никакой Jesus Christ Superstar не пример! Эта гениальная опера не имеет никакого отношения к театру. Даже в самом названии записано – опера.
К исходу первой постановки стало понятно – дальше так продолжаться не может. Нужно возвращаться в старую жизнь! Точнее – начинать новую.
Что касается меня, то я с надеждой молодого фавна и упрямством, присущим скорее парнокопытным, на какое-то время в театре остался. Уж за что взялся, так выпью до дна…
Но из театральных историй вот что заслуживает обязательного внимания – это как театр обошелся с собственно Джорджем.
Дело в том, что автор пьесы, как известно, лицо первое, но только для самой пьесы, когда она лежит в столе или на худой конец издана и находится в переплете на чьей-нибудь полке. Вот тут автор сам себе голова и подолгу может в любой компании рассказывать, как, почему и что он имел в виду в том или ином образе, тем или иным словом, той или иной ремаркой…
Когда же пьеса приходит в театр, то тут берегись! Автора – со сцены. Его слово здесь значит меньше всего. Мало ли что он имел в виду, когда скреб пером о бумагу! Режиссерское решение – вот голова постановки. Как режиссер увидит, как трактует, так дальше и пойдет. А уж артисты, взявшие на себя исполнение ролей, постараются еще глубже закопать тот первоначальный посыл, тот первородный смысл, который его создатель вкладывал в каждую строку.
Так что авторское дело – только писать, а дальше его детище начинает жить своей автономной жизнью.
Когда мы шалили на ступенях замка, то автору ничего не требовалось объяснять – наличие абсурда во всем, что тогда было, не требовало серьезной игры, но в «академическом» варианте постановки Джордж не узнал свою пьесу.
Он не только ее не узнал, но еще и пришел в ужас. Его гнев распространялся до такой степени, что был составлен и подробно написан «Меморандум драматурга», полный еще более глубокого абсурда, чем сама пьеса. Содержание его, наверно, уже невозможно восстановить, но зачитывался он перед всей труппой очень долго, ввел всех в состояние полного транса, собственно и спровоцировавшего скорейшее завершение постановки.