Испытание волхва - стр. 32
Тот, кто подал ей чашу с напитком тёмно-зелёного цвета, был уже незнаком ей, у него изменились и облик, и голос. Это был жрец Горыня.
– Испей, – велел он.
И она беспрекословно повиновалась, приняв из его рук чашу, изукрашенную таинственным причудливым орнаментом. Сделала несколько глотков, чувствуя, как страх и неуверенность покидают её. Ещё за минуту до этого она жалела, что оказалась здесь. И если бы бабке Матрёне представилась возможность бежать, то она охотно воспользовалась бы ею. Останавливало её только то, что дверь охранял аспид, который, как она подозревала, не выпустил бы из комнаты никого без разрешения жреца. То, что четырёхглавый змей выглядел как резьба по дереву, не обманывало старуху, не забывшую своё недавнее видение. А после того, как она отведала напиток, данный ей жрецом, это уже не казалось ей ни странным, ни невозможным. В этой комнате («капище» – прозвучал в голове старухи чей-то чужой голос, поправляя её) реальность стала чем-то зыбким, туманным, а суеверия уже не казались досужей выдумкой, но обрели плоть и кровь. Голова у бабки Матрёны слегка кружилась, мысли путались, и всё, что происходило с ней сейчас, походило на сон, в который она погрузилась незаметно для себя, перестав чему-либо удивляться. А главное – бояться, потому что это было всего лишь сновидением, и она знала, что когда проснётся, то ничего этого не будет, а останутся только воспоминания, да и те вскоре исчезнут…
И обычно своенравная, не терпящая чужого влияния старуха снова покорно кивнула, когда жрец потребовал:
– Повторяй за мной!
Он говорил:
– Владыка наш Велес, чародейство ведущий, за скотами и зверями радеющий, жизнь им дающий и отнимающий, услышь молитву мою тебе!
И она вторила ему:
– … молитву мою!
Голос, который она слышала в своей голове, теперь звучал извне, наполняя капище.
– Велес, велемудрый, ты венец делу всему и жизням земным. Обращаюсь к тебе с просьбой призреть чадо, отошедшее к тебе не по своей воле, не по твоему желанию. Наречена была при рождении Машенькой, из рода гусиного, в образе птичьем. Будь к ней милостив!
– … будь милостив! – повторяла старуха, и чувствовала, как боль перестаёт терзать её, отпускает.
– Пусть наполнится душа моя радостью от сотворённого тобою, ибо молитва моя совершается с сердцем чистым и помыслами светлыми.
– … с помыслами светлыми!
– Благослови, Велесе, пусть будет так!
Жрец смолк, и бабка Матрёна тоже. Слезы опять текли по её морщинистым щекам, но они приносили ей уже не страдание, а успокоение. Словно Бабка Матрена выполнила свой тяжкий долг, и освободилась от гнетущей её душу тоски.
А капище наполнял аромат можжевеловой ветки, которую поджёг жрец, куря фимиам богу Велесу. Слабый дымок, слегка дрожа, поднимался вверх, а это значило, что языческий бог принял подношение, и уже не надо ни о чём беспокоиться…
Это сказал бабке Матрёне Олег, когда провожал её домой. После обряда она отказалась встречаться с Мариной, попросив:
– Ты не говори ей, что я приходила, а главное – зачем. Я знаю, она меня не осудит, а всё же…
И, помолчав, добавила почти виновато:
– И никому не говори. Всё-таки отец Климент брат мне. Что люди подумают?
– Я понимаю, Матрёна Степановна, – сказал Олег. – Это останется нашей с вами тайной, обещаю. Но всё-таки позвольте вас проводить. Так мне будет спокойнее. Уж очень вы бледная.