Исповедь Дракулы - стр. 53
Подручный Ганса привязал узника к наклонно стоявшей у стены лестнице, туго натянул захлестнувшие ноги веревки, лишив возможности шевелиться. Матьяш даже привстал со своего места, всматриваясь в лицо князя и пытаясь прочесть на нем испуг. Но Дракула казался невозмутимым. Он действительно привык к мучениям, научился словно бы не замечать их. А к лестнице уже подходил Ганс с клещами в руках…
У человека, привязанного к лестнице, были прекрасные белые зубы, и палач только усмехнулся, представив, что останется от них после его работы. Чуть помедлив, Ганс ухватил клещами один из верхних зубов. Тело узника напряглось, но он не издал даже стона, когда с отвратительным хрустом был извлечен первый зуб.
– Ничего, дальше будет еще хуже, – заверил палач. – Это только начало.
Кровь струилась по бороде и длинным спутанным волосам Влада, палач, не торопясь, со знанием дела продолжал выдергивать зубы, уродуя челюсть, но своды пыточной камеры не оглашали крики и стоны. Ганс не был удивлен – он уже довольно давно работал с этим клиентом и понял, что боль не может заставить развязать ему язык. Впрочем, палач не сомневался, что если бы ему было позволено раздробить кости и суставы этому упрямцу, он бы, наконец, услышал крики боли, однако существовал устный приказ не слишком сильно калечить узника. Следы пыток должна была скрывать одежда, и неожиданное распоряжение лишить пленника зубов удивило Ганса. Теперь палач надеялся, что скоро ему представится возможность в полной мере продемонстрировать свое мастерство.
Матьяш, предвкушавший незабываемое зрелище, был разочарован. Жертвы должны были вертеться, визжать, вырываться, молить о пощаде, – это возбуждало, а сейчас Матьяшу казалось, что палач трудился над бесчувственным трупом. Предположение о том, что Дракула просто не ощущает боли, до глубины души расстроило и возмутило Матьяша. Он чувствовал себя обиженным, словно его лишили любимой игрушки. Не выдержав, король вскочил, несколько раз прошелся по тесной комнатушке, меряя ее шагами, а потом, позабыв о том, что присутствует здесь тайно и должен сохранять инкогнито, вбежал в пыточную камеру.
– Почему он молчит?! Ты даром ешь мой хлеб! – наградил он пощечиной остолбеневшего от такой встречи палача. – Он должен кричать!
– Он никогда не делает этого, ваше величество! – Ганс наконец-то склонился в глубоком поклоне.
– И это говорит палач?!
Матьяш осторожно, с трепетом приблизился к растянутому на лестнице человеку. Король испытывал возбуждение и страх, боялся и в то же время хотел увидеть всю картину в мельчайших подробностях. В детстве Матьяш распарывал животы новорожденным мышатам, которыми его заботливо снабжал брат Яков, с содроганием и любопытством наблюдая за тем, как эти твари медленно умирают в мучениях. То же чувство сейчас многократно усилилось, дошло до высшей стадии. Матьяш заглянул в изуродованное окровавленное лицо и неожиданно отпрянул, встретившись взглядом с глазами Влада. Князь со жгучей ненавистью смотрел в лицо своего мучителя. В его взгляде были вызов и презрение. Ярость, заглушившая боль. Не отличавшийся храбростью Матьяш отступил назад, скосив глаза на веревки, удерживавшие пленника, – кажется, они были надежны.
– А если он просто не чувствует боли?
– Он чувствует все, ваше величество. Прикажете продолжать?