Размер шрифта
-
+

Исповедь - стр. 34

Видно было, что это место общественного питания довольно старое, побитое временем, нечто среднее между деревенским или придорожным кафе и городской разливайкой. Ремонта тут, разумеется, не было лет уж как н-цать. Хотя, по всей видимости, в девяностые оно знавало лучшие времена, благодаря чему сохраняло остатки интерьера. На встречу вышли, застёгиваясь, две женщины бальзаковского возраста. Они громко переговаривались и смеялись, видимо были «под шафэ».

– Событиев-то у людей, событиев сколько! – как говорил старик Адамыч в незабвенном фильме «Старый Новый год».

В «Надежде» было несколько залов, пара, поменьше, налево, один, покрупнее, направо. В маленьких залах отмечали какое-то событие – день рождение или другую знаменательную дату, оттуда выходили раскрасневшиеся мужички в костюмах, усах и лысинах и дамы предпенсионного возраста в очках и старых платьях. Вот она правда жизни – у кого-то день рождения, у кого-то похороны, маховик времени ни на секунду не останавливает свой бег по замкнутому кругу. Смерть граничит с жизнью, суета сует всё суета, как сказано в книге Экклезиаста. «…Время собирать камни и время разбрасывать камни…», или, как говорил царь Соломон, «…Всё идёт в одно место: всё произошло из праха и всё возвратится в прах…». На голодный желудок потянуло на философию. Санёк, кстати, давно заметил, что если не есть ровно сутки, то сознание как будто ускоряется, словно чакры раскрываются, мыслить становится легко, слова, которые раньше было трудно подобрать, как будто сами вылетают, без помощи с твоей стороны… Ты и сам как будто летаешь, паришь и со стороны наблюдаешь за всем с тобой происходящим. Может в это время твой дух начинает существовать отдельно от тела?

Посетители кафе из левой части, впрочем, уже кажется расходились. Они надевали шубы, престарелые мужчины помогали одеваться своим престарелым подругам. У туалета, который был один на всю «Надежду», он же умывальник, скопилась небольшая очередь. Высокая женщина средних лет в неуместных обтягивающих лосинах с начёсом, за ней полная дама в сером крепдешине. Н-да, контингентец…

Пока в клозете занято, Санёк, скорее прошёл направо, в «главный» зал. Там он увидел некую отгороженную развешенными толи простынями, толи занавесками зону, делившую зал на две части, внутри которой стоял длинный стол, соединённый из нескольких покороче, на нём уже стояла поминальная еда. Санёк сглотнул, желудочный сок после суток голодания стал прожигать кишечник, вызывая в животе голодные приступы. Но его волновало даже не это.

– Согреться! – вот была основная, всепоглощающая мысль после пяти часов на лютом морозе.

Никакая еда, никакие люди, ничто было не интересно. В голове пульсировало только одно – найти источник тепла. Как был, не раздеваясь, не снимая шапки, куртки, перчаток, подчинённый одной единственный цели – как бы согреться, Санёк прошёл в их поминальную выгородку и прильнул к высокому экрану, за которым должна была находиться батарея.

Вот сейчас благоговейное тепло разольётся по рукам и ногам… Но увы, батарея оказалась чуть тёплой. Мимо проходила хозяйка, накрывающая на стол.

– Да у нас горячую воду ещё в обед отключили, стой, не стой, теплее не будет!

Твою же дивизию. Ну почему это всегда случается с ним? Всё-таки вобрав в себя остатки угасающей температуры из чуть тёплой батареи, Санёк прошёл в туалет, благо народ там рассосался. Всё-таки руки надо помыть, как никак на кладбище был, землю руками брал… Он снял перчатки, открыл кран, подставил руки.

Страница 34