Испанская баллада - стр. 100
Ракель была неистощима на выдумки. Однажды она предстала перед ним в одежде мальчика, которую надевала во время путешествий. Она даже опоясалась шпагой и в таком виде расхаживала по комнате – нежная, хрупкая, очаровательная и неловкая. Она подарила Альфонсо халат из тяжелого шелка, богато вышитый, а заодно и расшитые жемчугом туфли. Но Ракели пришлось долго его убеждать, прежде чем он все-таки надел халат. А когда ей захотелось, чтобы Альфонсо сел на землю, скрестив ноги, он отказался довольно резко.
Чтобы она не обижалась из-за халата, Альфонсо решил предстать перед ней в рыцарском доспехе. Правда, латы были легкие, серебряные, которые он надевал по торжественным случаям. В этом облачении его стройная фигура выглядела так изящно, так мужественно! Ракель была в неподдельном восхищении. Она рассказала Альфонсо, как боялась за него во время той схватки с быком. Но когда попросила, чтобы он показался ей в настоящих доспехах, в таких, какие надевают, отправляясь на битву, король смутился. Еще ей любопытно было взглянуть на его знаменитый меч Fulmen Dei, Молнию Господню, – и на эту просьбу он тоже ответил уклончиво.
Ракель всячески расхваливала Альфонсо перед кормилицей Саад. Но та помалкивала со сварливым видом. И Ракель однажды вспылила:
– Тебе все не по нутру! Ты его терпеть не можешь!
– Это чтобы мне-то да не по нутру то, что любо моему ягненочку! – стала оправдываться Саад. Но позже старуха призналась: – Уж очень мне обидно, что он не хочет сделать тебя своей султаншей. Да что там говорить! По мне, он все равно бы тебя не стоил, даже захоти он сделать тебя султаншей.
Забота и огорчение не сходили с лица кормилицы. Однажды она извлекла на свет божий свое самое заветное сокровище, которое раньше прятала в складках одежды на пышной груди. То был серебряный амулет, напоминавший ладонь, с пятью пальцами-лучами. Он назывался «рука Фатимы» – запретный, но очень действенный амулет. Кормилица так упрашивала Ракель надеть его, что та растрогалась и приняла подарок.
Когда кормилице Саад нужно было что-нибудь привезти из города, ей приходилось обращаться к Белардо. Объяснялись они с превеликим трудом, и жирный недруг Мухаммада был так же противен кормилице, как и она ему. Притом оба любили поточить лясы. Случалось так, что Саад, закутавшись в густую чадру, усаживалась вместе с садовником на скамью под тенистым деревом и оба начинали браниться. Уверенная, что Белардо ни слова не разберет, кормилица гортанной арабской скороговоркой отзывалась крайне нелестно о короле, нашем государе, садовник, в свою очередь, на грубом кастильском наречии живописал всю гнусность поведения христианского короля, который спит с еврейкой, и это в разгар священной войны. Собеседники не понимали друг друга, зато тем более согласно кивали.
Тем временем дон Альфонсо распорядился доставить в Галиану своих собак, здоровенных псов, которые очень не нравились Ракели. А он любил с ними возиться, даже во время трапезы заставлял их «служить», а потом кидал в пасть по куску мяса. Это сердило Ракель, для которой трапеза была спокойным, правильным ритуалом. Видя ее недовольство, Альфонсо минуту-другую вел себя чинно, но потом снова принимался поддразнивать собак. Иногда любовники играли в шахматы. Ракель играла хорошо, с полным вниманием, она подолгу обдумывала каждый ход. А у него иссякало терпение, и он просил ее ходить поскорее. Она с удивлением вскидывала на него глаза: в мусульманских странах считалось неучтивым торопить противника. Как-то раз он поспешил, сделал опрометчивый ход и уже собирался взять его назад. Ракель очень удивилась, потому что усвоила правило: игрок, прикоснувшийся к фигуре, обязан ею ходить. Она, как могла ласково, объяснила ему это.