Искушение Ганеши - стр. 22
Торчащий, как восклицательный знак, в конце каждого из предложений Афродиты. Каждое из которых он откровенно читал, между строк, в её сияющих от счастья глазах, как предложение разделить с ней ложе. С ней и только с ней! Вовеки вечные. Сливаясь в одном непрекращающемся экстазе самых трепетных и едва уловимых (Фетидой) касаний, касавшихся их обнаженных навстречу друг другу сердец в порыве страсти. Словно шквал огня и урагана сметающем все их былые обиды и сомнения.
О, предвкушение! Ты мощнее самой сильной страсти, вошедшей в зенит экзистенциальных переживаний. Ударяя в голову сильнее любого солнечного удара и начисто лишая сознания. В основном – мужчину. Тем более, в машине. Ведь для этих целей пришлось бы найти более благодарный, чем Фетида, и наиболее подходящий для этого материал. Как любил называть людей Странник Стругацких9 перед тем, как начинал их резать своим холодным к тому, кто сейчас перед ним лежал, скальпелем и стругать. Стругая и стругая с перерывами на обед и опять стругая у себя в закрытой лаборатории «Хрустальный Лебедь» на их основе маленьких Прогрессоров. Но получая вместо этого каких-то совершенно гадких утят. Перелетавших затем в другие книги данных авторов. В более тёплые края их Полудня. Страсти.
И Ганеша уже начинал рассматривать Афродиту, как вариант этой жуткой социальной фантасмагории. Без оглядки на Фетиду. В зеркало заднего вида у Афродиты в машине. Начиная бессознательно прорабатывать у себя в голове вариант будущего сценария этой новой для себя книги «Искушение Ганеши» о его внеземной любви на необитаемом острове его сердца среди всех этих жутких треволнений и существ, одним только представлением об этом вознося и себя и её до невиданных им ранее густых, от чувств, небес. Небеса которого были точно также недоступны для Афродиты, как и небеса Странника – пытливому взгляду местных выродков. Не стоит забывать, что Афродита была гораздо умнее других и от этого не менее мучилась. От непроизвольного излучения его башни (которую Дионис лишь задумчиво потирал) в те моменты, когда сидел с ней рядом и непроизвольно запускал от её рассказов излучатель своих страстей на всю катушку! Заставляя её сжимать зубы от того, как ей, не будь сейчас рядом Фетиды, возможно, было бы с ним прямо здесь и сейчас невозможно хорошо! Чуть ли не кончая.
С ней, как Гоголь. От восторга и предвкушения. Каждый вечер забивая её до смерти прямо по лицу после очередного вознесения с этой Панночкой. У себя в воображении.
Своей низшей сущностью. Ну, не руками же? Обжигая её воображение. Своими польщёчинами!
Как Хома. Своим Хомячком. Слегка, так, переусердствовал. Наслаждаясь Панночкой за обе щёки.
Ну, не мог же Гоголь тогда всё это именно так и описать? Столь же красочно и подробно. Тогда его просто не поняли бы. Даже – Пушкин. Который своими бесконечными похождениями «на лево» (называя всё это загадочным словом «Лукоморье») своего друга Гоголя, даже и не мечтавшего о свадьбе, на всё это только и вдохновляя-ля-ля-л. Маскировать под обычную литературу тех лет все свои сексуальные безумия.
Но теперь – можно. Наконец-то вырваться на свободу! Не даром же его идеалом Всегда была Хладная (Изольда Изо льда). Тогда – Панночка. И Афродита, наивно отвергая вечерами у себя в ларьке его кандидатуру, так и подмывала его основания невероятно космической для неё империи превратить её в русалку для своих бурных за-водных игр в тихой заводи его любви. Подымая своими «странными» на него взглядами со дна его души всю грязь его сексуальных фантазий.