Искупление злодейки - стр. 8
И эти бинты – я стирала их без смирения, а с мыслями, что меня полюбят. Что так я что-то получу взамен. Почему я не смогла промолчать, когда отражение заговорило со мной? Почему я ответила ему, хотя знала, что нельзя?
Снова я всё сделала неправильно. Потому что я сама – неправильная. Сломанная, искорёженная, будто глиняная статуэтка, которая разбилась, а её склеили как придётся, перепутали местами руки и ноги, и голову посадили криво, не той стороной.
Из-за этой неправильности изуродованную статуэтку начала пожирать гниль и плесень.
Как ни чисти – она появляется вновь и вновь.
Морелла это чует.
Она видит меня насквозь.
Знает, что хотя я опускаюсь на колени, всё равно думаю о запретном – о сладкой конфете, о чужой недоступной мне любви.
Сейчас Морелла тащит меня в одиночную каморку, где я буду зажата в тисках четырёх глухих стен. Там, окружённая кромешной голодной тьмой, я должна буду молиться – без еды и воды, до самого утра, чтобы глубже осознать свою греховность.
Но прежде чем она заводит меня в замок, позади раздаётся протяжный стройный гул военных труб.
– Старшая, – спешит уже к нам от ворот помощница смотрительницы. – Прибыли высокие командиры от границы. Требуют открыть врата!
– Так что ты медлишь! – срывая голос, кричит ей Морелла. – Делай, как велят!
Отпустив мою руку, она торопливо разглаживает ладонями своё белое одеяние, на котором из-за меня теперь есть несколько мокрых пятен.
– Иди работай. Что б я тебя не видела, – цедит смотрительница в мою сторону, и, повернувшись, идёт встречать гостей.
И хотя она сказала мне уйти, мои ноги почему-то прирастают к земле.
Странное чувство зарождается в груди:я должна остаться. Это важно.
Я вытягиваю шею, чтобы рассмотреть, что происходит.
Ворота уже открывает привратница.
Тяжёлые створки разводят в стороны солдаты обители, и внутрь въезжает конный отряд. Это оборотни-волки – мощные тела закованы в магические кожаные доспехи, которые мерцают в свете зимнего солнца. К поясным ремням крепятся тяжёлые мечи, такими можно запросто отрубить чью-то голову. Под сёдлами алые вальтрапы с изображением скалящегося волка – символа королевства Руанд.
Заехав во двор, солдаты затягивают следом повозку с железной клеткой. В ней лежит истекающий кровью крупный зверь.
“Снежный барс”, – шепчутся кругом.
Я тоже смотрю во все глаза.
Шерсть зверя слиплась от крови, из оскаленной клыкастой пасти паром вырывается частое болезненное дыхание. Но и в таком плачевном состоянии он выглядит величественным… и весьма опасным.
Даже на расстоянии я чувствую его клокочущую яростью ауру… и у меня волоски на затылке встают дыбом. Это не просто зверь – это оборотень. И оборотень огромный – размером ближе к медведю! Если бы его широкие лапы и тело не были стянуты толстой антимагической цепью, он бы наверняка разломал прутья, будто хрупкие ветки.
Клетку протаскивают на середину двора. Следом за ней – красными пятнами по белому снегу – тянется алый след. Раны у зверя серьёзные, если ничего не сделать, он попросту истечёт кровью.
Заворожённая, я скольжу взглядом по чёрно-белой шкуре, по широкой спине, мощной звериной шее… а потом смотрю в его глаза…
И тело будто пронзает молния. Из моих лёгких на миг выбивает воздух
Его глаза яркие, пронзительные, с бурлящей синевой, с кипящей ледяной ненавистью. Жуткие, но… красивые… они мне что-то напоминают. Кого-то. Но память, как нарочно, укрывает знание тьмой. Точно кошмар, что не можешь вспомнить с первыми лучами рассвета.